Никки Логан - Выбор ее сердца
Сострадание невыносимо, но именно оно светилось сейчас в его серых глазах, которые, как она считала, никогда больше не увидит.
– Присядь, Эва.
Она тут же напряглась, готовясь услышать очередную дурную весть.
– Зачем?
– Хочу поговорить с тобой.
– О чем?
– Эва, сядь, пожалуйста!
Нет! Нет! Он смотрит на нее, как отец в день, когда Трэвиса официально объявили пропавшим без вести.
– Не хочу. – Тем самым она изо всех сил старалась отсрочить неизбежное.
– Хорошо, будем разговаривать стоя.
Он открыл было рот, но тут же закрыл и глубоко вздохнул:
– Не знаю, с чего начать, хотя по пути сюда много репетировал.
Эти слова поразили Эву. Неужели он явился только затем, чтобы снова заверять ее в своих чувствах?
– Маршалл. – Она поспешила пресечь его монолог. Было ненавистно снова причинять ему боль.
– У меня новости.
Новости. Эва почувствовала удушье. Он не стал бы просто так разбрасываться этим словом.
– Ты пугаешь меня, Маршалл, – с трудом выдавила она.
– Я нашел Трэвиса, – одними губами произнес он.
Эва тут же ощутила тошноту, побледнела и едва не упала.
– Он жив, – поспешно добавил Маршалл.
Самообладание покинуло ее, она без сил рухнула на диван в автобусе.
– Эва, – Маршалл сел рядом и взял ее руку в свои, – он в порядке. Не ранен. Не болен.
Губы у нее задрожали. Она открыла рот, но не смогла произнести ни звука, отрешенно подумав о том, что, должно быть, это шок. Маршалл растирал ее хрупкие пальцы и с тревогой смотрел в лицо, очевидно, считая так же.
– Он живет и работает здесь, в одном из городков Западной Австралии. Слышишь меня? У него есть работа и крыша над головой. Он в порядке.
В порядке. Маршалл то и дело повторял эти слова, но ее смятенный разум отказывался воспринимать их.
– Был бы в порядке, поддерживал бы связь со мной.
Тут пришло осознание. Новая работа и новый дом означают то, что он делает это добровольно. Сердце молотом заколотилось у нее в груди, перед глазами поплыли световые пятна, подступили слезы.
– Где же он? – Она впервые заметила, что Маршалл зол. На нее? Но почему? Его щеки раскраснелись, в глазах читалась каменная твердость.
– Не могу сказать, Эва.
Ее мозг отказывался понимать происходящее. Отчего Маршалл скрывает местонахождение ее брата?
– Ты ведь нашел его?
– Он попросил меня не говорить.
– Что? Нет! В ее голосе слышались недоверие и боль. Она чувствовала себя преданной. – Но я люблю его.
– Я знаю. Он знает, – поспешно добавил Маршалл, явно все еще сердящийся. – Сказал, если я раскрою тебе его местонахождение, он исчезнет снова, да так, чтобы ты никогда больше не смогла его отыскать. Он взял с меня слово, что я буду хранить молчание.
Боль взорвалась у Эвы в животе.
– Ты ведь его даже не знаешь. Ты знаешь меня.
Ты любишь меня. Невысказанные слова повисли в воздухе, не в силах что-либо изменить.
– Эва, он живет своей жизнью. Принимает препараты и прекрасно себя чувствует. Дома он не имел возможности так поступать.
Звон в ушах усилился.
– Ладно. Пусть не возвращается в Мельбурн. Мы можем переехать.
– Дело не в Мельбурне. Он не хочет возвращаться домой.
– Он не хочет быть со своей семьей? – с отчаянием в голосе прошептала она.
Выглядела она при этом очень юной и ранимой. Маршаллу было трудно продолжать разговор.
– Он хочет быть здоровым, Эва. Хочет начать все сначала после случившегося.
Начать сначала.
– Ему вовсе не нужно возвращаться. Я могу приехать к нему, если ему там так нравится.
– Мне очень жаль. – Он сжал ее ладони в своих, выдержал длинную паузу, после чего подался вперед и, глядя ей прямо в глаза, произнес: – Он не хочет, чтобы ты приезжала, Эва. Особенно ты.
Особенно ты.
На ее лице отразилась страшная мука.
– Но я люблю его.
Маршалл побледнел:
– Я знаю. Мне очень жаль.
– Мне нужно его увидеть, – шепотом добавила она. – Я так долго его искала.
– Он хочет начать все заново.
Разверзшаяся в ее душе трещина ширилась, грозя превратиться в пропасть.
– Без меня? – с трудом вымолвила она.
– Просто новую жизнь.
– Дело… дело во мне?
Маршалл смотрел на нее с жалостью:
Он не может больше жить с тобой. И с отцом.
Почему? – вскричала она.
Не зная, что сказать, Маршалл некоторое время изучал ботинки, потом посмотрел ей в глаза:
– Из-за матери.
Эва смотрела на него непонимающим, потерянным взглядом.
– Несчастный случай? – спросила она наконец.
Его взгляд подтвердил это предположение.
Она едва могла дышать, не говоря уже о поддержании разговора.
– Ведь с тех пор минуло несколько лет.
– Не для Трэвиса. Он переживает произошедшее каждый день, травму, тревогу, депрессию, вину.
– Но он не виноват в смерти матери!
Он сильнее сжал ее пальцы, посмотрел на нее в упор:
– Виноват. Мне очень жаль.
Эва разозлилась, что вновь приходится ворошить прошлое, гнев помог отогнать боль.
– Нет. Она ехала на мотоцикле пьяной, а он просто был с ней.
Даже спустя непродолжительное время знакомства Эва научилась читать Маршалла как открытую книгу и тут же поняла, что ей известно не все.
– Не ты ли говорила, что их обоих сбросило с мотоцикла?
Не в силах вымолвить ни слова, она кивнула.
– Полиция возложила вину за случившееся на нее, не так ли?
– Да. В то время Трэвис еще не умел толком водить, да и лет ему было мало.
– Не умел, – подтвердил Маршалл, глядя ей в глаза.
Эве вдруг стало все предельно ясно.
– Трэв был за рулем? – сдавленно произнесла она. Маршалл утвердительно кивнул. – Потому что мама была пьяна?
Второго кивка не последовало, лишь сочувственный взгляд.
Нет! Только не малыш Трэвис!
– И он никому не рассказал?
– Вообрази, как он был напуган.
Четырнадцатилетний подросток вез домой набравшуюся мать, чтобы защитить, а вместо этого убил ее.
– Он не стал бы лгать, выгораживая себя! – с яростью воскликнула она.
– Он решил, что вы обвините во всем его и возненавидите. Это тяжкая ноша для любого человека, будь он молодым или старым. Он был не в силах смотреть тебе в глаза.
Испытывая мучительную боль, Эва откинулась на спинку дивана.
– Он столько времени носил это все в себе? – прошептала она. – Бедняга Трэв! Бедный ребенок!
– Не нужно, Эва. Он лечится и идет на поправку. И вообще, отлично справляется.
Отчего тогда Маршалл снова напрягся?
– Он знает, чего хочет и в чем нуждается. В твой мир он уже не вернется и тебя к себе допускать не намерен. – Мысленно он выругался. – Никогда.
