Люси Рэдкомб - В объятиях тирана
— Очень смешно! — Итак, у Говарда есть крестная дочь, а ей об этом ничего неизвестно. А что ей вообще известно о нем? Но тут другая, более тревожная мысль пришла Кристине на ум. — Почему вдруг ты заговорил о моей возможной беременности?
Одной из немногих сторон се жизни, оставшихся для него тайной, был дневник. Во всем остальном Кристина обнажилась перед ним полностью, как в прямом, так и в переносном смысле!
— Когда я заехал к тебе, чтобы забрать вещи, которые должен был упаковать Тимоти… — Она невольно обратила внимание на те, с какой неприязнью упомянул он это ими, хотя Говард всегда казался ей человеком, снисходительным к другим людям. — Так вот пока он рылся в твоих ящиках, я немного огляделся вокруг. — И снова в его голосе прозвучало неодобрение, сдержанное, но вполне заметное. — На стене кухни висел календарь, на котором некоторые дни были отмечены красным… — Он увидел, как на щеках ее проступает краска. — Подсчет не составил особого труда.
— Господи, да ты что, носить с собой миниатюрную фотокамеру?
— Мне это ни к чему. — Говард постучал пальцем по голове, — Разве ты забыла, что у меня фотографическая память?
— Я думала, что Элизабет преувеличивает.
— Ты ошиблась. Мой замечательный мозг набит массой совершенно бесполезной информации, вплоть до расписания поездов пятилетней давности. — Он склонил голову набок. — Ну, так как же?
Столь внезапная перемена темы разговора совершенно сбила Кристину с толку.
— Что — как?
— Беременна ты или нет? — раздраженно процедил Говард сквозь стиснутые зубы.
— А может, тебе стоило спросить об этом прежде, чем договариваться с университетским приятелем?
— Разве я сказал, что причина была в этом?
— Этого и не требуется… Финансово ты ничего не выигрываешь, а поскольку единственной другой причиной брака является любовь, это в данном случае неприемлемо, то остается только… — она пожала плечами, — ребенок.
— Но почему я не могу быть в тебя влюблен? — Он что, считает ее идиоткой!
— Это не смешно, — заверила его Кристина. Ноздри Говарда яростно раздулись.
— Выходит, мои слова о том, что я могу тебя любить, кажется тебе шуткой?
— Причем неудачной.
Говарду понадобилось несколько секунд на то, чтобы вновь обрести способность говорить.
— Что ж, полагаю, что, если ты окажешься беременной, тебе будет гораздо веселее.
Кристина вспыхнула.
— Я уже сказала тебе, что об этом еще рано судить, — пробормотала она. — Но если даже и так, это не имеет к тебе никакого отношения.
— Знаешь, даже ты должна понимать, какую глупость только что сказала. Если ты беременна, то ответственность за это лежит на мне, — решительно заявил Говард.
"Радость", "удовлетворение" — такие слова она бы еще приняла, но только не "ответственность". Ее ребенок, если только он существует, заслуживает большего, да и она сама также!
— Я там тоже была…
— И я это помню.
Знакомый взгляд исподлобья заставил ее испытать чувство неловкости.
— Разве женщины не чувствуют свою беременность? Ведь есть же какие-то признаки? Тошнота, например… — Он посмотрел на ее грудь. — Повышенная чувствительность…
Действительно, этим утром ее немного поташнивало, да и грудь стала гораздо чувствительнее. Но все это легко можно было отнести на счет почти постоянного сексуального возбуждения, в котором она находилась последние несколько дней.
— Господи, да ты что, книг начитался! — насмешливо воскликнула Кристина и, когда Говард на миг смутился, потребовала: — А ну-ка, признавайся!..
— Ну, я пролистал кое-что. Там много полезного. Если ты действительно беременна, нужно, чтобы кто-нибудь был с тобой рядом.
— И ты предлагаешь свою кандидатуру?
— Кристина, мы с тобой женаты… и с этим ничего не поделаешь.
— Я знаю адвоката, который может тебе кое-что на это возразить.
— Не знаешь, ты никакого адвоката, — уверенно произнес Говард. — К тому же мы оба понимаем, что ты вовсе не собираешься со мной разводиться. — Он улыбнулся, явно призывая ее прислушаться, наконец, к голосу рассудка. — Ты оказалась связанной со мной надолго. Взгляни правде в глаза: разрыв со мной дастся тебе нелегко.
Столь высокомерное заявление доставило Кристине почти физическую боль, но много страшнее было то, что он опять оказался прав.
— Я ухожу отсюда! — воскликнула она и вскочила.
Схватив за руку, Говард притянул ее к себе с такой силой, что Кристина оказалась в его объятиях и после секундного сопротивления почувствовала, как привычно слабеет неподвластное разуму тело.
— Я знаю это потому, что для меня самого это будет, не просто тяжело, это будет сродни мукам ада! — с чувством произнес он.
Хрипотца, появившаяся в его глубоком, гортанном голосе, подействовала на Кристину возбуждающе.
— Опять пытаешься выжать из ситуации все возможное?
— Пытаюсь быть честным с самим собой. — Видя, что она отвернулась, Говард, взяв ее лицо за подбородок, вновь повернул его к себе.
— Не кажется ли тебе, Кристина, что ты должна попытаться сделать то же самое? Не признавать того, что наш брак явился результатом договоренности, нельзя. Однако если каждый из нас станет не только брать, но и давать…
— Я буду давать, а ты брать, да? — Она вновь упрямо отвернулась.
— Не понимаю, почему бы нам не попробовать? А если ты думаешь об этом Тимоти, то лучше забудь о нем. Надо признать, что в смазливости ему не откажешь, — мрачно заметил он, — но это совершенно не твой тип.
Очередное упоминание о Тимоти несколько сбило Кристину с толку, не говоря уже о крайней неприязни, с которой Говард произнес имя ее ни в чем не повинного соседа.
— Что же касается моего типа…
— То это я! — заявил он тоном, не терпящим возражений.
— С этим я могла бы поспорить. — Как ни пыталась она сопротивляться воздействию его обаяния, толку от этого было немного. — Однако насчет Тимоти ты все-таки ошибаешься. Я не его тип. Его тип ты!
— Все это только отговорки, однако… — Говард замер с открытым ртом. — Не хочешь ли ты сказать, что… что у него нетрадиционная ориентация?
Кристина кивнула.
— Но ты, кажется, ревнуешь меня? — спросила она. — Однако, насколько мне известно, ревность — чувство совсем не конструктивное.
На щеках Говарда выступили красные пятна.
— Неужели это тебя удивляет? — с агрессивным напором в голосе произнес он.
— Если честно, Говард, то не просто удивляет, а поражает до глубины души! Разве ревность не предполагает наличия чего-то большего, нежели простая привязанность?
