Кэрол Грейс - Их благословила судьба
Бриджет не хотела нарушить утреннее безмолвие криком и помахала операторам рукой, чтобы они сделали остальное без нее. К тому времени, как она подошла к холму, серебряные и розовые полосы на небе поблекли, прозрачная луна почти зашла, а операторы складывали свои треноги.
Остаток дня прошел гладко, за съемками окрестностей.
— Про запас, — объяснили операторы.
— Не хотелось бы снова возвращаться сюда, — сказал один из них после ленча.
— Это почему же? — спросила Бриджет, нахмурившись, словно получила личное оскорбление. Это было неосторожно с ее стороны — дом не ее, ранчо не ее, город тоже не ее. Она больше никогда ничего этого не увидит.
— Знаешь, — ответил парень, махнув рукой в направлении бескрайних просторов, окружавших ранчо, — здесь так… пусто. Здесь нечего делать.
Нечего делать, кроме как просто жить. Разумеется, здесь другая жизнь, но она вполне подходит жителям Хармони, настолько подходит, что Бриджет почти завидует им. Джош исчез в конюшне вместе со своей лошадью. Съемочная группа собирала оборудование. Время шло. Бриджет понимала, что не может больше откладывать свое прощание с Максом.
Она вошла в дом через парадную дверь, как в тот первый день. Мимоходом взглянула на фотографию Молли на каминной полке и подумала, хватит ли у нее мужества сказать «прощай» ее сыну. В отличие от Молли, Бриджет ничего не смыслила в детях и не представляла, как сказать о своем отъезде. В коридоре она вытерла влажные ладони о джинсы. Ее ноги словно были налиты свинцом. Может, она делает из мухи слона. Может, она переносит собственные чувства на пятилетнего ребенка.
Макс лежал плашмя на полу своей комнаты, что-то конструируя из «Лего».
— Эй, — сказала она, вставая на колени рядом с ним. — Как поживаешь?
— Сооружаю трассу для мотогонки, — ответил он, взяв в руку модель мотоцикла. — Зу-ум, — загудел он. Мотоцикл слетел с только что построенного моста и врезался в Бриджет.
— А-а-а, — протянула она, отпрянув в притворном испуге.
Макс ухмыльнулся, показав щербины между молочными зубами.
— Прямо как я врезался в тебя в первый день, когда ты приехала, помнишь? — спросил он.
— Помню. — Она набрала в грудь воздуха. — Тогда был мой первый день, а теперь, сегодня… — О Господи, дай мне мужества выговорить это. — Сегодня мой последний день. Мне нужно ехать домой.
Он наморщил веснушчатый нос.
— А где твой дом?
— Мой дом… — Она окинула взглядом его комнату, бежевые стены, оклеенные постерами и увешанные полками с его сокровищами. Ее домом была квартира, которую она снимала. Для Макса и для многих поколений Джентри домом было и всегда будет ранчо. Он считает это само собой разумеющимся. Он еще слишком мал, чтобы оценить этот подарок судьбы. — Мой дом в Сан-Франциско, — продолжила она. — Это огромный город в Калифорнии. Если я уеду сегодня, то на своей машине смогу добраться туда завтра. Вот как это далеко.
— Когда ты вернешься? — спросил он очень серьезно, подняв на нее фирменные голубые глаза Джентри.
Она быстро заморгала. Она не должна расплакаться. Она не будет плакать.
— Ну… наверно, я больше не вернусь. Понимаешь, у меня там работа. Я приехала сюда…
— Знаю, ты приехала, чтобы купить лошадь. Так ты сказала, разве нет? — спросил он, почесывая руку.
— Да… нет. Я не это имела в виду. Я сказала, что приехала, чтобы поговорить с твоим отцом насчет лошади, но мне нужно было, чтобы он согласился сняться верхом на лошади. На своей лошади. Именно этим мы и занимались. Снимали. Ты знаешь, потому что ты помогал нам.
— Я здорово вам помог, а?
Она улыбнулась и взъерошила его волосы.
— Да, здорово. И когда вернусь домой, я пришлю тебе фотографии. Те, на которых ты, и те, которые ты сделал. Сможешь приколоть их на стену. Тебе хотелось бы?
Вместо радостного возгласа, который она ожидала услышать, он опустил голову и отвел взгляд.
— Думаю, да, — пробормотал он себе под нос. О нет. Если он заплачет, она тоже заплачет. Если она хочет уйти, сохранив хотя бы каплю достоинства, надо уходить сейчас. Она не может обнять его, не может рисковать, иначе вообще никогда не уйдет.
— Прощай, Макс, — сказала она сдавленным голосом, поднялась на ноги, выбежала вон, прежде чем один из них успел расплакаться. Она быстро шла к входной двери, слезы застилали глаза, она твердила себе, что с ним все будет в порядке. У него есть здесь все, что ему нужно. Если она плачет не по Максу, тогда по кому же?
Она почти врезалась в Джоша на ступеньках крыльца, выдавила из себя улыбку и попятилась назад.
— Я… Мы почти закончили, думаю, поэтому… Я попрощалась с Максом.
— О, — только и сказал он. Его глаза потемнели, так что казались почти черными. Вопрос висел в воздухе. Как насчет него? Как насчет того, чтобы попрощаться с ним?
Она с трудом сглотнула.
— Прежде чем я уеду, мне хотелось бы поблагодарить тебя за все, что ты сделал. Я знаю, ты не хотел делать этого, позировать два дня подряд. Но надеюсь, это было не слишком тяжело. В любом случае ты получишь чек, как только…
— Я сделал это не ради денег, — сказал он.
— Знаю, но… из-за чего тогда? — спросила она, прислонившись к деревянным перилам и наморщив лоб. Если она не спросит сейчас, то не спросит уже никогда.
Он пожал плечами.
— Не знаю. Возможно, из любопытства. — Он посмотрел на нее долгам, пронизывающим взглядом, отчего у нее бешено заколотилось сердце, и она вынуждена была сцепить пальцы, чтобы он не заметил, как задрожали у нее руки.
— Ты хотел знать, как пахнет одеколон «Дикий мустанг»? Я пришлю тебе первый же флакон, который сойдет с фабричной линии.
— Я не это имел в виду. Мне было любопытно узнать о тебе.
— Ты имеешь в виду — узнать, что делает такая миловидная женщина в этом сумасшедшем, жестоком бизнесе? — весело спросила она.
— Я имею в виду — узнать, что делала такая миловидная женщина в моей ванной комнате.
— Ну, так теперь ты знаешь. — Она говорила себе, что этот разговор ни к чему не ведет, что нужно попрощаться и уехать. Но по-прежнему стояла и смотрела на него с крыльца, мучительно ища слова и не находя их. Она хотела скорее уехать и жадно ждала, что он попросит ее остаться, и знала, что он этого не сделает.
Наконец она спустилась по ступенькам и прошла мимо него, ощутив жар его тела, запах кожи, смешанный с резким мужским запахом Джоша Джентри, который невозможно заключить во флакон, иначе женщины выстраивались бы в очереди, чтобы только получить возможность выложить пятьдесят долларов за одну каплю. Она едва слышно пробормотала что-то о том, как приятно было иметь с ним дело, и пошла к машине. В голове стоял туман. Попутно она что-то объясняла съемочной группе, плохо соображая, что именно: то ли дорогу на Сан-Франциско, то ли каковы нынче рыночные цены на овес, — через минуту она уже не помнила, о чем говорила.
