Фрида Митчелл - Неосторожный шаг
— Ну, давай разберемся, — сказал он жестко. — Почему ты здесь и почему ожидала, что сюда придет Мирей? А прежде всего, — тут его глаза сделались совсем ледяными, — почему ты вообще пришла, если ожидала, что она будет здесь? Я полагал, что вы не ладите и вам не о чем говорить.
— Я… — Элизабет тупо смотрела на него, но в голову не приходило ни одной спасительной мысли. Что она могла сказать? Что ей нужно было сказать, чтобы не создалось впечатление, что она шпионит за ним? Потому что… И тут кровь бросилась ей в лицо, а сердце бешено заколотилось. Потому что как раз это она и делала. Элизабет почувствовала, что покраснела до корней волос, но все же не могла отвести взгляд от его лица.
— Ну? — Слово будто резануло ее. Похоже, он не собирался отступать ни на шаг, и Элизабет, собрав все свое мужество, решилась сказать ему правду:
— Я считала, что вы в Нью-Йорке вместе с Мирей, — пролепетала она.
— Но я говорил, что нахожусь здесь по делам бизнеса, — сказал Филипп мрачно.
— Я решила, что вы соединяете бизнес и удовольствие.
— Удовольствие?! — Эти слова разъярили Филиппа еще больше, и его лицо побагровело. — Подожди минутку, позволь мне внести ясность. Ты думала, что я привез Мирей в Нью-Йорк, чтобы проводить время в приятном общении с ней? Это так? — Она кивнула, вид у нее был совершенно несчастный. — А вечера? Когда я был с тобой? Как же это возможно? — Он едва сдерживал свою ярость, и его французский акцент стал очень заметен.
— Я думала… — Она беспомощно остановилась. Она ничего не думала, в голове царил сплошной туман. — Я думала, что вы были с ней днем, а со мной по вечерам, — закончила Элизабет упавшим голосом.
Он окаменел, видимо пытаясь справиться со своими чувствами.
— Филипп, Филипп, прости меня…
Он прервал ее извинения резким, сердитым движением руки, и она замолчала, глядя на него снизу вверх своими огромными лучистыми глазами.
— Так вот как ты обо мне судишь, — проговорил он со зловещим спокойствием. — Ты считаешь, что я мог бы привезти одну женщину в Нью-Йорк на неделю, спать с ней, а затем развлекаться с другой по вечерам? — Теперь, когда он наглядно обрисовал ситуацию, она выглядела совершенно дикой, но именно так она себе ее воображала, перед тем как прийти сюда, и ей нечего было противопоставить его гневу и сарказму. — Скажи мне, Элизабет, ты думала именно так?
— Скорее всего, что так. — Она слабо покачала головой. — Но… но я не уверена… в самом деле… Вот почему я…
— …Вот почему ты пришла сюда сегодня, — закончил он; в его глазах горела ярость. — А я-то обрадовался, когда увидел тебя! Ну и дурак! Какой же я дурак!
— Я не хотела…
— Ни слова больше! — Теперь Элизабет испугалась по-настоящему. Она оскорбила его, обвинив в том, чего он никогда не совершал.
— Филипп…
— Я сказал ясно, миссис Элизабет Макафи! Ни слова больше, или я не ручаюсь за свои действия!
— Послушай меня, пожалуйста, — просила она жалобно, но его лицо оставалось твердым, как гранит, а поза выражала непреклонность.
— А ты слушала меня? — спросил он с горьким упреком, который поразил ее в самое сердце. — Когда я рассказал тебе о Клэр, поделившись самыми сокровенными чувствами, ты сразу же отдалилась, будто услышала от меня что-то неприличное. И даже тогда я винил в этом себя, полагая, что был слишком нетерпелив, в то время как ты не была готова воспринять чужие эмоции, оставаясь еще слишком ранимой после смерти своего мужа. Но дело не только в этом, — продолжал он. — Главное здесь — не тоска по давно умершему человеку и не твое нежелание вернуться назад, в мир живых. Ты не любишь меня! Более того, я убежден, что ты меня ненавидишь!
— Неправда! — Это слово прозвучало как тихая мольба, но его лицо не изменилось; напротив, он отступил на шаг и бросил на нее взгляд, полный боли и презрения, который она с трудом могла вынести.
— Ну вот, ты пришла и убедилась, — сказал Филидп, давая почувствовать, что разговор близится к концу. — Убедилась, что была не права. Я действительно много грешил в прошлом, и если ты постараешься, то сможешь раскопать многие из моих прежних грехов. Без сомнения, мне не избежать их и в будущем. Как я говорил раньше, я не святой, никогда им не был и вряд ли смогу быть.
Он был разъярен до предела. Элизабет едва стояла на ногах, неспособная более выдерживать поток его гневных излияний.
— Но это тебя не касается, — продолжал он. — Как ты справедливо заметила, я всего лишь брат мужа твоей сестры — не кровный родственник, а значит, для тебя никто. Нам даже нет нужды встречаться вновь. Я постараюсь не попадаться тебе на глаза, когда ты будешь во Франции навещать сестру. Это тебя устраивает?
— Нет… — Она хотела протянуть к нему руку, но побоялась, что он грубо оттолкнет ее, так велика была его ярость. — Я не хочу этого, поверь мне, Филипп. Позволь мне объяснить…
— Но я, я хочу этого! — отрезал он. — Прощайте, миссис Макафи!
Ей хотелось кричать и плакать, броситься вслед за ним и ползать у его ног — лишь бы заставить его понять. Но ничего из этого она не сделала, а просто побрела прочь. Она думала раньше, что прошла через худшее в своей жизни, когда открылась вся правда про Джона, но это было ничто по сравнению с той болью, которая теперь рвала ее на части.
Чувства, которые она испытывала к Джону, создав его идеальный образ в своем воображении, были бледной тенью эмоций, вызванных у нее Филиппом. Он стал ее сердцем, ее кровью, ее жизнью, и Элизабет чувствовала, что он уносит все это с собой, даже не повернув голову, чтобы бросить на нее прощальный взгляд.
Она издала громкий стон, не заботясь о том, что на нее обращают внимание окружающие, и пошла спотыкаясь к выходу. Элизабет мысленно возвращалась к их разговору, раз за разом прокручивая в памяти мучительные подробности, пока не почувствовала, что сердце ее готово разорваться от горя. Она не пыталась оправдать себя. Любые оправдания теперь не имели смысла. Он никогда не простит ее. Осознание этого породило в душе ужасное ощущение опустошенности. Никогда!
Элизабет медленно побрела к автостоянке аэропорта, где оставила свой автомобиль среди множества других. Уже сидя за рулем и мчась, забыв об опасности, по скоростному шоссе, она спрашивала себя, как же ей теперь жить дальше с таким грузом в душе…
* * *— Элизабет? — Голос Луизы был тревожным и взволнованным. — Как хорошо, что я наконец дозвонилась до тебя. Я рассчитывала застать тебя в студии, но там сказали, что ты уже ушла домой.
— Что-нибудь с Джулией? — У Элизабет душа ушла в пятки.
— Нет, нет, пожалуйста, не беспокойся. Все прекрасно. — Хотя голос на другом конце провода звучал бодро, в нем проскальзывали нотки неуверенности.
