Хелен Диксон - Несчастливый брак
На мгновение ее сияющие глаза затмили собой море лиц, в каждом застыло удивленно-выжидающее выражение. С высоко поднятой головой Шона развернулась и зашагала прочь с террасы в тот самый момент, как первый залп фейерверка взорвался гигантским снопом розовых и белых искр, разлетевшихся по ночному небу и мягко опавших в сад и на террасу, соперничая с блеском драгоценностей присутствующих дам. С пылающей головой и холодными как лед руками Шона удалялась, шурша шлейфом платья и не обращая внимания на царящее позади безумие. Она уйдет и станет ждать неизбежного продолжения, гнева Зака. Однако сейчас для нее ничего не имело значения.
— Шона! Подожди! — услышала она голос за спиной.
Она продолжала как ни в чем не бывало спускаться по величественной лестнице. Зак нагнал ее лишь у подножия и заставил остановиться. Она смотрела на него с выражением полного равнодушия. Он уже снял маску, и было ясно, что он вне себя от ярости.
Жестко схватив Шону за руку, он затолкал ее в первую попавшуюся пустую комнату и с силой захлопнул дверь. Ей показалось, что стены вокруг них сжимаются в кольцо. Зак был таким высоким, будто вырос со времени последней встречи.
— Сними эту треклятую штуку с лица. Я хочу видеть, с кем говорю.
Она спокойно повиновалась.
Зак впился глазами в ее лицо. Она и прежде была хорошенькой, но тогда это была безыскусная красота. Лондон изменил ее. Шона относилась к редкому типу женщин, которым шли роскошная одежда и бриллианты, и теперь она стала не просто хорошенькой, а восхитительной.
— Значит, это в самом деле ты. Великий боже, Шона, в какую игру ты играешь?
Минуту она смотрела на мужчину, оказавшего громадное влияние на ее жизнь. В день их свадьбы она радостно поклялась любить, уважать и почитать его. Сейчас впервые находилась с ним наедине со времени ужасающей первой брачной ночи. Тогда ее холодно и расчетливо принесли в жертву двое бессердечных и беспринципных мужчин, собственный брат и Зак.
— Ни в какую игру я не играю, Зак. Ты меня даже не узнал.
— Не сразу. Когда я поднял твой веер, а потом смотрел, как ты удаляешься, у меня появилось смутное ощущение, что мы знакомы, хотя я и не мог понять, кого ты мне напоминаешь. Лишь когда ты выступила против меня и леди Доннингтон, я догадался, кто ты такая.
Скупо улыбаясь, Шона отступила от него на шаг.
— Увы, мне не удалось произвести на тебя впечатление. Неужели ты забыл чарующие обстоятельства, сопутствующие нашей женитьбе? Мне ли напоминать, что, произнося клятву любить и лелеять жену и не смотреть на других, ты планировал бросить меня? Тебе достало смелости разрушить мою жизнь, представив все очередным веселым приключением из тех, что вы, мужчины, обсуждаете за бокалом бренди. Какой глупой ты, должно быть, меня считал! Я и вправду такой была, раз поверила тебе.
— Церемония была фальшивой, Шона, и тебе об этом отлично известно. Как мне еще было покинуть остров? У нас все равно ничего бы не получилось.
— Это не оправдывает твоего вопиющего поведения.
— Ты права. Видишь ли, когда твой брат взял мое судно под охрану, я, как мне кажется, немного повредился умом. В голове засела лишь одна мысль: освободить корабль и выбраться с острова. Я чувствовал, будто меня засасывает вязкое болото. Единственным выходом было притвориться, что я на тебе женился.
— Ты пошел бы на что угодно для осуществления своей цели?
— Тогда — да, на все что угодно. Мной руководил порыв, который был сильнее меня. Возможно, тот же самый порыв заставил бы меня впоследствии отправиться на поиски тебя.
— Ха-ха! Думаешь, я в это поверю?
Зак пожал плечами:
— Как тебе будет угодно. Я раскаялся в том, что вообще высадился на этот треклятый остров. — Отвернувшись от нее, он подошел к окну и стал смотреть в ночь. — Зачем ты сюда явилась? Я думал, ты останешься на Санта-Марии.
— Скорее, надеялся, на это, — с жаром ответила Шона, — был бы рад увидеть меня рабыней, гнущей спину на жирного рабовладельца.
— Не говори глупостей. Зачем ты здесь?
Тон его голоса был жестким, явно рассчитанным на то, чтобы ошеломить, но, хорошо усвоив урок, преподанный на берегу ручья, Шона теперь умела быстро мобилизоваться на собственную защиту. Зак ожидал, что она будет взволнованной и нервной. Однако стоящая перед ним уверенная женщина спокойно смотрела на него, вызывая чувство досады, хотя и не без легкого восхищения.
Шона рискнула улыбнуться.
— Чтобы тебя увидеть. У нас с тобой имеются незавершенные дела. Рада, что ты в добром здравии, Зак, ничуть не хуже, чем во время пребывания на Санта-Марии.
Ответа не последовало. Он продолжал смотреть в окно, сцепив руки за спиной. Казалось, молчание продлится вечность. Осознав, что он делает это намеренно, чтобы лишить ее уверенности в себе, она собралась с духом и сообщила то, что собиралась, какой бы неприятной Зак ни счел эту новость:
— Я проделала весь этот путь, потому что я твоя жена. И это нельзя игнорировать.
— Жена? Вот уж не думаю. Разве ты не прочла мою записку?
— Прочла. От первого до последнего слова.
Не поворачиваясь к ней, он резко произнес:
— Я жду объяснений по поводу твоего поразительного поведения нынче ночью, если таковые имеются. Объяснений и извинений, правда, извиняться тебе следует перед леди Доннингтон. Похоже, ты внезапно сошла с ума, позабыв об элементарных правилах вежливости и уважительного отношения.
— Извинений? — насмешливо повторила Шона. — Так уж случилось, что я не сделала ничего, ничего, за что следует просить прощения или оправдываться. Однако, — сдавленным голосом добавила она, — буду рада предоставить любые объяснения, после того как ты принесешь мне свои извинения.
Эти слова заставили Зака повернуться. В глазах полыхал гнев.
— Что ты сказала?
— Если кого и оскорбили, так это меня! Я же действовала согласно своим правам и ради чувства собственного достоинства.
— Своим правам? Каким еще правам?
— Правам, предъявляемым мной, твоей женой. Я проделала весь этот путь не только для того, чтобы увидеть тебя. Я не могла и не хотела дольше оставаться на острове. Мое положение стало невыносимым. Тепло, веселье и счастье, в которых я купалась до твоего появления, были похищены у меня подобно тому, как зима крадет жизнь цветов. Островное общество жестоко осудило меня. На Санта-Марии репутация чрезвычайно важна. Потеряв ее однажды, никогда не сможешь восстановить.
В ее голосе слышалась едва различимая нотка отчаяния, причинившая ему ошеломляющую физическую боль, сравнимую с прикосновением к телу раскаленного угля.
