Мари Секстон - Клубника на десерт
Я не мог даже смотреть на него. Уставился в стол и сказал:
– Не думаю, что хочу уезжать из Финикса.
– А что думает Коул?
Я закрыл глаза в попытке вытеснить из головы и из сердца хаос.
– Не знаю. Он не говорит.
Мгновение тишины, а потом отец негромко сказал:
– Это хорошо.
– И чем, интересно, это хорошо, папа? – раздраженно отозвался я. – Если он никак мне не помог.
– Тем, что он не стал использовать твои чувства к нему – или свои к тебе, – чтобы навязать свое мнение. Он дал тебе возможность принять решение самому. – Отец пожал плечами. – По-моему, это замечательно.
– Я не хочу уезжать от него, – вымолвил я, и с моих плеч упал груз, о котором я если и подозревал, то смутно. Было таким облегчением произнести это вслух – и наконец признать, что главным фактором моих мук являлся именно Коул.
– Все настолько серьезно?
– Нет, – сказал я. – Пока что. Но я чувствую, что, кажется, стою на верном пути. Чего со мной не было уже очень давно. И я хочу узнать, куда этот путь ведет. – Отец отвернулся и уставился на какую-то точку за моим левым плечом. – Неужели это настолько плохо?
Вздохнув, он снова встретился со мной взглядом.
– Нет, – ответил он мягко. – Не плохо. Если бы ты оставался только ради него, я, может, и сказал бы, что ты поступаешь глупо. Но, Джон, здесь твой дом, и я… – Чтобы продолжить, ему пришлось опустить голову. – Джон, ты – все, что у меня осталось, и я не хочу, чтобы ты уезжал. Но я знаю, что в таких делах нельзя принимать в расчет постороннее мнение. Если оставаться, то ради себя. И если уезжать – тоже. Не отбрасывай свою жизнь просто потому, что кто-то от тебя это требует.
– Я не знаю, что выбрать.
– Прекращай так напряженно об этом думать. Ты пытаешься сделать выбор, основываясь на логике, но некоторые вещи логикой не измеришь. Я понимаю, это противоречит твоей рассудочности, – он пожал плечами, – но вот тебе мой совет: перестань думать. Выбери то, что ощущается правильным.
– Коул сказал в точности то же самое.
Качнув головой, отец улыбнулся.
– Кажется, этот твой пирожок начинает мне нравиться.
***
Когда я пришел домой, то Коула там не оказалось, хотя я был абсолютно уверен, что остаток выходных мы по традиции проведем вместе.
Я позвонил ему и, когда он ответил, расслышал в его голосе осторожность.
– Привет, солнце.
– Ты вернешься к ужину? – спросил я.
– Вряд ли.
– Значит, увидимся завтра?
– Нет.
– Коул, ты злишься? Прости, если я…
– Прелесть, я не злюсь.
– Тогда в чем дело?
– Маркус ждет от тебя решения в понедельник?
– Да, – сказал я, не вполне понимая, куда он клонит.
– Если хочешь, то в понедельник вечером я буду ждать тебя дома.
– Почему мне нельзя увидеть тебя сегодня?
– Потому что я не могу помочь тебе, солнце. Знаю, ты хочешь. Но я не могу. Нужно, чтобы ты сам решил, что для тебя правильно.
– Но Коул… – начал было я, чувствуя себя брошенным, но он перебил меня.
– Каким бы ни было твое решение, – сказал он тихо, – мы что-нибудь придумаем.
Я вздохнул. Мне по-прежнему хотелось, чтобы он сказал что-то еще, но после этого обещания на душе у меня стало легче. Мы что-нибудь придумаем.
– Хорошо, – сказал я.
– Тебя будет ждать бокал вина и твое любимое болоньезе. – Я улыбнулся. Паста в его исполнении и впрямь была одним из любимейших моих блюд. – И еще, солнце. У нас с тобой страшно давно не было десерта, – добавил он, и к моей радости в его голос вернулись привычные насмешливые нотки. – Предупреждаю, в понедельник ты от него не отвертишься.
Я рассмеялся.
– От десерта? Да ни за что.
***
Остаток субботы и половину воскресенья я бесцельно слонялся по дому.
Пока около четырех не позвонил Джулии.
– Составь мне компанию? А я куплю пиво и пиццу, – сказал я, когда она подняла трубку.
– Предложение, от которого невозможно отказаться, – ответила она, смеясь. – Через час буду.
С пивом и пиццей мы сели друг напротив друга в гостиной. Сначала она рассказала мне новости о своем муже и детях – старший ходил в театральную студию, младший играл в футбол, а средний в основном бил баклуши. Затем заговорила о своем брате Тони, который не умел хранить кому бы то ни было верность, но всегда удивлялся, почему мужчины его бросают.
Далее она поспрашивала меня о делах на работе, о Коуле и о том, что интересного мы в последнее время смотрели. И наконец спросила:
– Тебя что-то гложет?
– С чего ты взяла? – Она даже не озаботилась ответом. Допила свое пиво и открыла еще бутылку. И тогда я изложил ей свою дилемму. – А Коул с отцом повторяют одно: поступай так, как тебе покажется правильным, – подытожил я. – Но я понятия не имею, что делать.
Довольно долго она сидела и молча меня рассматривала. Я даже заерзал под ее испытующим взглядом.
– Вот, что я тебе скажу, Джон, – сказала она в итоге. – Мы разговариваем с тобой три часа. И всегда – всегда – при имени Коула ты улыбаешься. – Словно в подтверждение ее слов, я улыбнулся. – А при слове «Вегас», – тут я ощутил, как улыбка сползает с моего лица, – ты мрачнеешь. – Она пожала плечами. – Все просто. – Поставила пиво и встала.
– Ты уходишь?
– Мне пора домой, Джон. Но спасибо за ужин.
– Не за что.
– Дай мне потом знать, что ты выбрал.
Она ушла, а я остался сидеть и размышлять над ее словами. Все было до нелепого просто, и, хотя основывать на этом свое решение казалось глупостью, Джулия была совершенно права. При мысли о переезде в Вегас внутри меня все завязывалось узлом.
Я откинулся на спинку дивана. Закрыл глаза. И впервые за все время задумался об альтернативе. Запретив себе воспринимать понижение как позор, я начал думать о самой работе.
Став младшим менеджером по связям с клиентами, я буду работать из офиса в Финиксе. Мне придется много отвечать на звонки, но в основном в пределах рабочего дня. Да, моя зарплата уменьшится. Но незначительно. Зато станет меньше командировок.
Тут я остановился.
Не просто меньше. Их вообще почти не будет.
И узел в моей груди начал развязываться.
Я почти всегда буду дома. Я смогу пользоваться своими билетами в театр вместо того, чтобы отдавать их Джулии. Я смогу чаще встречаться с отцом, что сделает счастливей и меня, и, что еще важнее, его. Завязать с командировками значило вернуться к нормальной жизни. И перестать половину времени просиживать на чемоданах.
Быть может, я даже снова заведу кошку.
А Коул…
Я почувствовал, что улыбаюсь.
