Рут Валентайн - Заколдованный круг
— А что, обязательно надо все облекать в слова? — защищался Пол. Ты даже дотронуться до себя не даешь. Почему я не могу к тебе прикасаться?
— И зачем тебе это нужно? — не сдавалась Мирабел.
— Черт, неужели все надо планировать заранее? Как мы узнаем, каковы наши чувства, если будем топтаться на месте?
Тут Мирабел прорвало, и она стала говорить такое, чего сама не ожидала. Как выяснилось, до сих пор она плохо понимала, какая буря бушует в ее душе.
— Я уже потеряла любимого человека! — выкрикнула она. — И я не позволю себе влюбиться в тебя, Пол, чтобы потом, когда ты решишь, что с тебя хватит, остаться одинокой и опустошенной. Мы заключили сделку, и я собираюсь соблюдать ее условия. Я не могу включать и выключать свои чувства, как лампочку, только ради того, чтобы ты не чувствовал себя отвергнутым, не мучился от недостатка секса или что там еще тебя беспокоит! Ты не имеешь права чего-то от меня требовать, когда у тебя на уме только секс, и тебе это прекрасно известно, черт побери! Я беременна, и это делает меня очень ранимой, и если ты этого еще не понял, так пойми хотя бы сейчас, потому что я не намерена терпеть такие сцены еще пять месяцев. То, что между нами произошло, было ошибкой, и я не собираюсь ее повторять!
— Кто сказал, что у меня на уме только секс? — слабым голосом спросил Пол, оторопев от этого потока слов.
— А что тогда у тебя на уме — я тебя спрашиваю в третий… нет, в четвертый раз. Чего конкретно ты хочешь?
Он стоял и смотрел на нее, в его душе бушевали смятение, страсть, страх, любовь и надежда, но выразить это словами он не мог.
— А чего хочешь ты? — ответил Пол вопросом на вопрос.
— Стабильности и теплого любящего дома для своего ребенка, — отрезала Мирабел. — Самых элементарных вещей. А этого ты предложить не можешь, верно?
— Зачем ты так говоришь? Ты хочешь стабильности? Тут я могу предложить гораздо больше, чем многие мужчины, согласна?
Мирабел посмотрела на него чуть ли не с жалостью:
— И что именно, например?
— Ты до конца своих дней не будешь ни в чем нуждаться.
— Деньги — вещь хорошая, но женщине в муже, а ребенку в отце требуется нечто большее, чем деньги. Я должна думать о малыше, Пол! — ответила Мирабел и вдруг ощутила сильный толчок под сердцем. Словно ребенок счел, что неплохо бы мамаше подумать о нем именно сейчас.
Мирабел охнула и невольно схватилась за живот, хотя ей вовсе не было больно. Зато она не сомневалась, что ребенку не нравится ее вспышка, и он требует прекратить безобразие.
У Пола кровь отхлынула от лица. Мирабел еще ни разу не доводилось видеть, чтобы человек так бледнел. В считанные доли секунды он оказался рядом.
— Что случилось? — хрипло спросил он. — Мирабел, что с тобой? — И машинально опустил руку на ее живот.
Мирабел схватила его руку, подвинула туда, где брыкался их будущий отпрыск и крепко прижала.
— Хочешь почувствовать, что думает ребенок о нашей ссоре? — спросила она.
И Пол почувствовал — странный легкий толчок под своей ладонью. Это ощущение было несравнимо ни с каким другим на всем белом свете. У Пола перехватило дыхание.
— Что это? — ахнул он. — Это он? Что он делает?
— Требует от меня прекратить вырабатывать гадкие гормоны, — с мягкой улыбкой отозвалась Мирабел.
— Боже мой! Это… это мой сын? — Впервые в жизни Пол был так потрясен. Все сильные эмоции, испытанные им за тридцать лет жизни, не шли ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал сейчас.
— Или дочь.
Мирабел изумилась и даже почти испугалась, когда Пол наклонился и прижался губами к ее выпуклому животу в том месте, где только что шевелилось их дитя.
— Ну хорошо, детка, — сказал он. — Сынок или дочурка. Здесь командуешь ты. Больше никаких ссор. Мы идем спать.
И они отправились в постель, причем все получилось совсем не так неловко, как представляла себе Мирабел. Она переоделась в ванной и забралась под одеяло. Когда Пол вышел из ванной в одних трусах и лег рядом с ней, оказалось, что это вовсе не страшно. Скорее, даже естественно.
Мирабел потушила лампу на прикроватном столике, и несколько секунд оба лежали молча — каждый думал о своем. Потом Пол придвинулся ближе и привлек Мирабел к себе. И снова это показалось ей вполне естественным.
— Мне бы хотелось заняться с тобой любовью, Мирабел, — прошептал он. — Но ты все сказала правильно. Мы не можем вести себя так, словно наши отношения — это дешевая интрижка. И мне придется хорошенько думать, прежде чем что-то предпринимать, чтобы тебя не обидеть.
Прижавшись к его груди, Мирабел почувствовала себя надежно защищенной, и все страхи внезапно стали казаться глупостью.
— Хорошо, — шепнула она в ответ.
Уютно устроившись в его объятиях, Мирабел быстро заснула. Убедившись, что она крепко спит, Пол нагнул голову и поцеловал ее в лоб.
Пол так и не понял, в какое время проснулся и что его разбудило. Он лежал на боку, прижавшись к Мирабел. Одной рукой он обнимал ее, словно защищая.
Внезапно под его ладонью, словно посылая привет, шевельнулся ребенок. Пол инстинктивно прижал ладонь крепче к животу Мирабел, словно желая удостовериться в том, что почувствовал. И словно в ответ, малыш шевельнулся снова.
«Привет, это я». Полу показалось, что он слышит эти слова. Он был уверен, что как-то проник в подсознание ребенка, которое как бы дремало, но в этой дреме младенец осознавал присутствие другого существа — его, Пола.
А потом снова была просто ночь, Пол и крошечное создание, которому предстояло войти в этот мир через удивительную дверь — тело Мирабел.
Пол внезапно вспомнил последнюю гонку, где едва не потерпел аварию. Ее удалось избежать, но Пол понимал, что, случись тогда столкновение, оно могло стать роковым. Ему крупно повезло, что он остался цел.
Если бы он тогда погибшего ребенок, как и он сам, родился бы после смерти отца. Однако малыш оказался бы в гораздо худшем положении, чем он сам. Если бы Пола не стало, дед стал бы безжалостно преследовать Мирабел, добиваясь опеки над ребенком. Мирабел была сильной женщиной, настоящим бойцом. Однако Пол понимал, что в этой битве ее неизбежно ждало поражение. В таких сражениях обычно последнее слово остается за деньгами.
И снова повторилась бы та же история: Сам принялся бы донимать ребенка той удушливой неотвязной опекой, которая так претила Полу. И Мирабел изнемогла бы так же, как его мать, теряя силы в безнадежной борьбе за право самой вырастить своего ребенка. В конце концов она бы сдалась и превратилась в безжизненную тень — материнская любовь обернулась бы против нее.
