Анастасия Комарова - Чудовище и красавица
Постепенно Ильин, слегка переросший хоть и разбитные, но все же детские забавы, стал все реже баловать своим присутствием вечерние посиделки на школьном дворе. И вскоре настолько оторвался от коллектива, что коллектив, с сожалением почесав в затылке, стал постепенно обходиться без него, встречая его редкие появления бурно-наигранным восторгом.
А вскоре началась подготовка к экзаменам, и страсти по Ильину совсем улеглись. Но не для Даши. Она-то не была настолько неблагодарной, чтобы забыть, как остальные, ту эйфорию, в которой все они находились, покуда не привыкли к его обаянию. Она же продолжала мечтать о нем, он даже приснился ей несколько раз, и она вздрагивала и отводила глаза, если случайно встречала его на улице. Иногда он прогуливался со своей модной подругой, демонстративно обнимавшей его за талию. В такие дни Даше было грустно и особенно раздражали неумелые ухаживания почему-то встрепенувшихся к весне одноклассников.
Когда позвонила Катька, она пыталась готовиться к химии. На улице было жарко, а в квартире холодно. Обложки тетрадей липли к заляпанной вареньем клеенке стола, и стыл в кружке сладкий индийский чай, а по телику снова гоняли «Лебединое озеро». Слепящее уличное солнце так же плохо сочеталось с полумраком квартиры, как любовное томление с жутью предстоящих экзаменов. Окончательному раздвоению личности мешало одно, но сильное чувство — непобедимая, скучная, всепоглощающая и сладкая лень.
Химия была самым нелюбимым Дашкиным предметом после физики и математики. Как чистому гуманитарию, ей становилось плохо при одном только взгляде на каббалистические знаки схем атомов, протонов и чего там у них еще.
Она вытряхивает на ладонь содержимое треугольного флакона и тихо стонет при этом позорном воспоминании. Она всегда искренне не понимала, как это люди могут заниматься таким бредом, сознавая, тем не менее, что без химии, наверное, не было бы этого, так приятно пахнущего бежево-коричневого тонального крема…
Тогда же она была готова хоть всю жизнь прожить и без пудры, и без помады, и даже без духов, и вообще не пользоваться никакими благами цивилизации, лишь бы не приходилось краснеть у доски под собственное невнятное бормотание о каком-то там производстве какой-то там кислоты.
Услышав в трубке голос любимой подруги, находящейся к тому же с химией на «ты», Дашка собралась было поплакаться ей на свою нелегкую долю, но рта раскрыть не успела. Потому что Катька затараторила как-то уж чересчур быстро и интригующе.
— Привет! Что поделываешь? Угадай, кто мне сейчас звонил… А-а, готовишься… Я тоже готовлюсь. Слушай, что расскажу! Да я тоже в органике ничего не понимаю, фиг с ней… Ты слушай! Мне сейчас Ильин с Толстым звонили.
Пауза была более чем выразительной.
— И чего говорят? — мгновенно забыла о химии Дашка.
— А говорят вот чего. Предлагают нам с тобой на шашлык сходить.
— На шашлык?!
— Ага.
— Нам с тобой?
— Ага.
— Когда?
— Сейчас.
— Сейчас???
— Да сейчас, сейчас, что ты заладила?
— Подожди, я что-то не пойму, какой такой шашлык-машлык, послезавтра же химия?! Да никто и не пойдет…
— Никого и не зовут, кроме нас с тобой. Да и не шашлык это, а так, посидеть, пивка попить… — И, не давая перебить себя очередному Дашкиному возгласу, быстро пояснила: — Просто у Генки где-то неподалеку есть участок, помнишь, что-то там такое раздавали ветеранам? Вот Генкиному дедушке и выдали…
— Ну? — все еще чего-то не понимала Дашка.
— Гну!! Участок этот недалеко от нас, всего пять или шесть остановок на автобусе проехать, вот они и хотят там костер пожечь да сосисок на нем пожарить.
— А-а…
Она положила трубку, быстро сбросила залитую апельсиновым соком огромную футболку, служившую ей домашней одеждой. Что надеть? Пришлось отказаться от мысли о новом нарядном сарафане — было бы смешно оказаться сидящей у костра в этом облаке голубой марлевки из индийского магазина «Ганг». Да к тому же «герой нашего времени» все равно не обратит на нее внимания, хоть во что нарядись, — проверено. Так что в ход пошли старые, обрезанные до колен джинсы и грубые, почти солдатские ботинки, которые тогда модно было носить с махровыми носками в белую и голубую полоску. В результате единственной приличной вещью на ней оказалась бежевая рубашка. Она, правда, была слегка великовата, как все ее вещи, — ну не было тогда в магазинах других размеров.
Дашка закатала до локтей длинноватые рукава и подошла к большому зеркалу, оставшемуся от бабушки. Зеркало было мутным и висело к тому же в темной прихожей, потому-то Дашка и любила в него смотреться. Это было единственное зеркало, глядя в которое она сама себе нравилась. Дашка внимательно всмотрелась в свое лицо и попыталась придать ему искушенное выражение. Как всегда, ничего из этого не вышло. Для роковой женщины у нее были слишком округлые щечки, слишком широко распахнутые глаза, слишком курносый нос, а на нем — слишком явные веснушки. Губы вроде бы и ничего, только какие-то неяркие, к тому же готовые в любой момент расплыться в доверчивой улыбке.
— Да уж, чего нет — того нет, — вздохнула Дашка.
Это сейчас рокового в ней больше, чем нужно, а тогда — откуда? Такая внешность, может, и дается кому-то от рождения, но большинство приобретает ее «в нагрузку» к собственным фатальным ошибкам.
Больше разлохматив, чем причесав короткую каштановую стрижку, она выбежала из квартиры навстречу Катьке и приключениям. И на секунду оглохла и ослепла — такой яркой и шумной показалась весна после тихого сумрака квартиры и вонючего холода подъезда.
Вскоре они переминались на автобусной остановке, рассматривая содержимое пакетов, куда напихали все съестное, что удалось стащить из дома, — хлеб, колбасу, сыр, конфеты.
Всегда непредсказуемая Сима и сейчас не подкачала, одевшись с интригующей экзотичностью. Сильное впечатление производили широченная длинная юбка в «бабушкин» цветочек, такие же, как у Дашки, ботинки, сильно потертая джинсовка и маленькая романтичная соломенная шляпка. Сбоку на шляпке пристроился трогательный ярко-синий василек.
Пока ехали, Симонова объясняла ситуацию непонятно почему нервно озирающейся Дашке.
— Мы договорились прямо там с ними встретиться — они пока костер разведут и все такое… А потом, ты ведь пока прособираешься! — неизвестно к чему вдруг ляпнула Сима, прекрасно знавшая, что Дашке на сборы всегда нужно было не больше десяти минут.
Дашка широко раскрыла глаза, с удивлением обнаружив, что подруга тоже волнуется. Неясная догадка, похожая на воспоминание, пронеслась мимо слишком быстро, напуганная более насущными мыслями.