Сандра Мэй Сандра Мэй - Ни поцелуя без любви
Морт шагнул к ней и прорычал:
— Сейчас же собирайся! Я больше ни секунды здесь не останусь. Мы едем домой, Фиджи Стивенс, и там, дома, я наконец-то смогу спокойно лечь с тобой в постель, не задумываясь ни о камерах, ни о микрофонах, ни о ролевых играх с педерастическими блондинами. У тебя семь минут!
— Почему семь?
— Потому что пять — мало, а десять я не выдержу.
Фиджи заметалась по комнатам, судорожно собирая вещи, потом со всей силы хлопнула себя по лбу и полезла в сейф за ожерельем. Морт следил за ней, тяжело дыша, и настроение у него становилось все лучезарнее и лучезарнее.
Он вдруг представил себе, какая счастливая и долгая совместная жизнь ожидает их с Фиджи. Очами души своей увидел, как будет целовать эти голубые глаза каждое утро и каждый вечер, как будут рассыпаться по его груди эти белокурые локоны и как будет светиться в лунном свете это безупречно-перламутровое тело…
В полном изнеможении он поплелся за ней в ванную, где не выдержал, обнял ее прямо перед зеркалом и, глядя поверх ее плеча и улыбаясь собственной счастливой физиономии, изрек:
— А на свадьбу ты пойдешь вся в жемчугах, ладно?
Фиджи тихо вздохнула и откинула головку на плечо Морту.
— Знаешь, что?
— Что, Ифигения?
— Я тебя люблю, хоть ты и дурак, Морт. Но если ты будешь дразниться Ифигенией…
— Фиджи. Моя навеки — Фиджи.
В тесной комнатке видеонаблюдения темноволосая женщина с ярким алым ртом в бешенстве ударила изящным черным стеком по клавиатуре компьютера. По изображению обнявшихся Морта и Фиджи побежали волны, звук пропал.
Элис с тревогой смотрела на побледневшую как смерть хозяйку;
— Налить вам чего-нибудь, Кора?
— Чтоб она сдохла, маленькая сучка! Белобрысая дрянь, профессорская дочка!
— Кора, я не понимаю…
— А тебе и не надо ничего понимать, моя безотказная Элис Монаган. Ты здесь не для понимания. Запомни: девок на свете полно, глазом не успеешь моргнуть, как окажешься на улице, а в Вегасе тебя даже на панель после этого не возьмут. Так что заткнись — и не зли меня. Вы и так почти все ухитрились испортить…
Час спустя Франко по прозвищу Пиноккио прибирался в опустевшем номере четы Вульф.
Франко было немного не по себе, потому что сегодняшний день был уж слишком богат на всевозможные события. Сначала выяснилось, что мистер Фейхи — это баба. Потом выяснилось, что эта баба трахается с Элис. Потом выяснилось, что Джо Вульф — никакой не Джо Вульф, а блондинка — вовсе не его жена. Джо Вульф оказался тем самым фраером, который должен купить их отель и тем самым отмазать от серьезного полицейского расследования…
Потом, когда они еще не знали, что Вульф — это не Вульф, Клода замучили нехорошие предчувствия. Элис велела ему идти на заказ, а Клод отказывался, но ведь клиентка не отменила заказ, значит, идти было все равно надо… И в результате Клод прибежал чуть живой и ревел на плече Франко белугой, а потом удрал в неизвестном направлении.
Вслед за Клодом усвистала его сестричка-лисичка, рыжая Беатрис. А железная Элис вылетела в коридор вся зареванная и опухшая, обложила Франко такими словами, которые не имеет права знать даже портовая шлюха, и велела идти убираться в номере Вульфов, которые не Вульфы…
И вот теперь Франко мрачно стаскивал помятые простыни с кровати в одной из спален и думал о том, что мир необыкновенно жесток и непонятен…
В кабинете мерцал включенный ноутбук, и Франко решил с горя проверить, не оставили ли Вульфы-Не Вульфы какого-нибудь компромата на самих себя. Он открыл последний документ и стал читать про пирата, недоуменно хмурясь.
Потом он добрался до второго текста, прочитал несколько строк…
«…Он больше ни секунды не останется в этом гнезде порока и разврата! Он вернется в Техас и начнет новую жизнь, простую и честную. Постепенно воспоминания обо всех этих глупых и развратных бабах выветрятся и его памяти, и, возможно, однажды он встретит хорошую, добрую девушку, которая полюбит его и согласится выйти за него замуж…»
Спустя еще четверть часа по коридорам отеля «Сад Наслаждений» торопливо простучали каблуки мужских туфель. Франко Манчини, простой сицилийский парень, уходил из этого шикарного борделя, чтобы начать новую жизнь, в которой ни одна — НИ ОДНА! — чертова шлюха не посмеет командовать им, мужчиной из рода Манчини…
12
Ночь они провели в дешевом мотеле на окраине Вегаса, а если быть совсем точными, то — в душе этого самого мотеля.
Все началось вполне невинно: поскольку вода была холодная и никак не желала нагреваться, первым в душ отправился Морт. Однако уже через пять минут туда же ворвалась Фиджи и сообщила, что на кровати ею обнаружен огромный, исполинский таракан, который не то что не боится ее, Фиджи, — он плевать хотел на человечество в целом.
Говоря это, неугомонная Фиджи Стивенс стояла напротив совершенно голого Морта Вулфа, будучи совершенно одетой, и брызги постепенно превращали ее белую блузку в подобие целлофанового пакета, плотно облегающего ее грудь, и тогда Морт почувствовал, что некая его часть тела начинает жить своей, отдельной от Морта жизнью, а Фиджи вдруг замолчала на полуслове и вытаращила глаза, после чего Морт был просто вынужден сгрести ее в охапку и поставить рядом с собой под прохладную воду.
Он раздевал ее медленно, наслаждаясь процессом и точно зная, что в конце его ждет рай.
Мокрая одежда шлепалась вокруг, а Морт уже умирал от счастья, пожирая глазами это безупречное тело, принадлежавшее отныне только ему одному.
Он даже не думал о ней, как о БУДУЩЕЙ жене — Фиджи уже стала его женой, и узы брака тут были ни при чем. Впервые за двенадцать лет Морт Вулф не испытывал ни мрачного недовольства собой, ни презрения к окружающему миру — он был счастлив и беззаботен, как молодой щенок.
Струйки воды стекали по перламутровой коже, и загорались от прикосновений его пальцев соски, и выгибалась изящная спина, и стоны — все громче и громче — вырывались из горла, и Фиджи зажмуривалась, запрокидывая голову, — а потом распахивала свои голубые, как небо, очи и смотрела на Морта взглядом, исполненным такого обожания, что он немедленно воспарял в небеса…
А потом она опустилась перед ним на колени, ее горячее дыхание опалило его бедра и живот — и через секунду Морт малодушно вцепился в какую-то ручку в стене, потому что сил оставаться на грешной земле больше не было.
Ее грешные губы были нежны и настойчивы, она была неутомима и ненасытна и не дала ему прервать ее на самом интересном месте. Когда ограниченный ядерный взрыв, в просторечии именуемый полноценным оргазмом, сотряс тело гостиничного магната и английского лорда, Морт не упал только потому, что у него было сильно развито чувство ответственности. Упади он сейчас — Фиджи бы несдобровать…
