Элизабет Лейн - Дачный роман
— Мм… было бы прекрасно. — Кэйт сходила с ума от усилия не дать волю своим эмоциям. Она чувствовала, что и Джеффу дискомфортно, видела, что и он колеблется, не зная, продолжать ли беседу в том же ключе или увести Кэйт, прежде чем она сорвется на грубость. Значит, нужен тайм-аут. Немедленно. — Вы извините, я на минуточку вас оставлю, — пробормотала она. — Небольшая проблема с одеждой.
И не оглядываясь, устремилась туда, где, как ей казалось, находится женский туалет. Трусливый поступок, ничего не скажешь. Но все же лучше, чем остаться и высказать-таки Памеле Данбар все, что накипело.
Кэйт достигла спасительной комнаты отдыха, плюхнулась в ближайшее кресло перевести дух. Гнев ее обратился теперь на нее саму. Что она делает! Она же подыграла Памеле, позволив добиться желаемого — остаться с Джеффом наедине.
Не выдержав, Кэйт разразилась слезами. Может забирать его! Вместе с матерью, кстати! Кэйт Валера не принадлежит к их кругу. Не принадлежит и этому месту, и этим людям. Ей отвратительна их роскошь, лоск, скупость, замаскированная бриллиантами.
— У вас все в порядке, дорогая?
Кэйт вздрогнула и подняла глаза. Она думала, что осталась одна, но перед ней стояла грациозная седовласая дама лет семидесяти, вышедшая из кабинки и моющая руки в мраморном умывальнике.
— Простите, — пролепетала Кэйт. — Я не знала, что здесь кто-то есть.
— Не стоит извиняться. — Незнакомка вытерла руки и протянула правую Кэйт. — Оливия Кэрлинг. А вы, конечно, Кэйт Валера. Мы будем работать вместе в комитете фонда.
Кэйт пожала ей руку, удивляясь силе ее пожатия.
— Откуда вы узнали, кто я? — спросила она, моргая.
Низкий, с хрипотцой голос Оливии Карлинг напоминал ее собственный.
— Да здесь каждому известно, кто вы, дорогая. Вы — центральная тема нашего маленького кружка. Я, например, рада видеть вас среди нас.
— Кажется, вы единственная, кто мне здесь рад. — Кэйт вздохнула, борясь с нелепым желанием броситься в объятия этой пожилой женщины и расплакаться как ребенок. — Я чувствую себя так, словно меня провели сквозь строй. А ведь вечер только начался.
— Один совет, Кэйт.
— Хоть двадцать один. Это сейчас кстати.
— Ага, вы остроумны. Тем лучше! — Зеленые глаза заблестели. — Послушай меня, девочка, не позволяй этим людям запугивать себя — а они будут делать это, если ты им позволишь. Под шикарными одеждами они скрывают свой страх. Все они — обычные смертные, большинство из которых настолько не уверены в себе, что рыдают в подушку, когда их никто не видит. И эти самые люди стараются унизить тебя. Но не поддавайся им, Кэйт. Все, что у тебя есть, ты заработала сама, и тебе нечего стыдиться.
— Легко вам так говорить. — Кэйт окинула взглядом внушительную фигуру Оливии Карлинг, всю — от изысканной прически до каблучков туфель под элегантным серебристым платьем. — Взгляните на себя — вы прирожденная аристократка! Откуда вам знать, что такое быть изгоем? Вы когда-нибудь заходили в зал, зная, что люди готовы разорвать вас в клочки?
— О, моя дорогая девочка! — В глазах Оливии Карлинг заиграли лукавые искорки. — Сорок шесть лет назад, когда я встретила покойного мистера Карлинга, я была танцовщицей в «Радио-Сити Рокетс»!
— Вы были… кем? — Кэйт словно окаменела, не веря.
— Я до сих пор могу сесть на шпагат, хотя и приучила себя не делать этого на публике. Людям такое дико. — Тонкие загорелые руки коснулись плеч Кэйт. — Видишь, я прошла через все то, о чем ты говоришь. Я сотни раз чувствовала боль и ярость, как ты сегодня. А сколько раз мне хотелось повернуться и уйти… Но я любила одного чудесного человека и не собиралась его терять, поэтому держалась, держалась, как бы мне ни было больно. Постепенно стали появляться друзья — настоящие друзья, уважавшие меня. И с тобой, дорогая, будет то же самое, если у тебя, конечно, хватит мужества.
Кэйт нервно вздохнула, все еще терзаясь сомнениями. Она не такая сильная, как Оливия. Разве ей удастся когда-нибудь переступить через себя и подружиться с такими, как миссис Пэрриш и Памела Данбар?
— Извините, — прошептала она, качая головой. — Я не знаю, что и сказать.
— А ничего и не нужно говорить. Просто вернись и покажи этим людям, из чего ты сделана. Иди, дорогая, — я с тобой…
Твердая рука Оливии Карлинг уже подталкивала ее к выходу. Кэйт, как ей показалось, смогла взять себя в руки. Но стоило ей увидеть толпу танцующих, трусливое желание бежать прочь овладело ею вновь.
Только мысль о Джеффе, ждущем ее возвращения, удержала ее от того, чтобы немедленно покинуть яхт-клуб. Но Джефф сказал, что любит ее, и она сама так его любит, что даже мысль, что она может потерять его, равносильна самоубийству. И их единственный шанс на счастье зависит от того, какой выбор она сейчас сделает.
Вдохнув полной грудью, она расправила плечи, «надела» на лицо любезную улыбку и сделала шаг вперед. «Я сделаю это, — поклялась она себе. — Я буду глуха к издевательским замечаниям за спиной, буду мила, грациозна и любезна. Все пройдет хорошо. Сейчас найду Джеффа, и…»
Кэйт обдало холодом, страх подступил к горлу. Тщетно она раз за разом обводила зал взглядом: Джеффа нигде не было.
«Я бежала, оставив его с Памелой Данбар», — напомнила себе Кэйт. Сердце ее окончательно упало. Она же отлучилась только на несколько минут. Конечно, Джефф не должен… не мог…
Камень упал с души, когда вдалеке она заметила Памелу, танцующую с каким-то незнакомым юношей в очках. Значит, Джефф просто пошел в туалет. Через минуту он вернется к ней.
Она шла бочком по краю зала, стараясь не поддаваться все усиливающемуся волнению. Только начав отчаиваться, она вспомнила, что Джефф обещал принести бутерброды матери. Да, все стало понятно. Двигаясь нарочито неторопливо, она подошла к буфету. Джеффа и там не оказалось — вероятно, он отправился с бутербродами к матери. Без сомнения, они сейчас вместе.
Кэйт еще раз обвела глазами зал. Впечатляющей миссис Пэрриш нигде не было видно. Не зная, что делать, Кэйт взяла со столика бокал шампанского, покрутила его в руках и медленно двинулась дальше.
По чистой случайности Кэйт услышала их голоса: низкий, ровный голос Джеффа и высокий, визгливый — его матери. Кэйт не слышала, о чем они говорят. Сперва она не могла даже понять, откуда раздаются голоса. Потом увидела полуоткрытую дверь на веранду, поставила бокал на ближайший столик и выскользнула в ночь.
Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять, что Джефф и его мать ругаются. А также — из-за чего, вернее, из-за кого. Здравый смысл подсказывал ей, что не время вмешиваться, что нужно просто отойти в сторонку и сделать вид, будто она ничего не слышала. Но другой, более требовательный голос любви заставлял ее шагать вперед, держась за мокрые от росы перила, идти на свет, где она уже могла различить очертания фигур Джеффа и его матери.
