Элизабет Харбисон - Как стать американкой
Он разорвал лист пополам. Боялся. Он боялся, что неконтролируемые чувства его разрушат, как разрушил алкоголь отца. Поэтому и не смел давать волю своей любви.
Мэгги бы сказала, что это глупо.
Он бросил клочки на землю и встал. Даже не стряхнув пыль с ладоней, отправился в дом, чтобы найти Кэт. Надо сделать это как можно быстрее. Да, Кэт сказала, что она ненавидит его. Возможно, это именно так. Даже если это так, может быть — ну просто может быть, — он сумеет изменить это. Возможно, еще не слишком поздно, и она полюбит его. Он должен стать ее отцом, настоящим, пока не поздно. Нечего бояться нарушить свое спокойствие, потому что спокойствие в конце концов не так уж и безопасно. Он потерял с Кэт так много времени, и его уже не вернешь. Нужно все изменить. Ему нечего терять.
У Мэгги было четыре часа до отъезда. Она со всеми попрощалась и попросила своего старого друга подбросить ее из аэропорта Хитроу в Лондон. Теперь осталось только пойти в свою комнату и перепроверить, все ли уложено, чтобы не звонить после отъезда с просьбой что-то прислать ей.
Подходя к лестнице, она услышала что-то неожиданное. Она остановилась и внимательно прислушалась. Вот опять. Что-то здесь не то. Обычно Кэт не разговаривала сама с собой.
Мэгги застыла. Это был какой-то низкий звук, звук мужского голоса. Потом Кэт взорвалась хихиканьем.
Мэгги пошла на звук вверх по лестнице, в комнату Кэт. Заглянув, она не поверила своим глазам. Алекс сидел, как индеец, на полу, и перед ним лежала доска игры «Кэндиленд» («Сладкая страна»). Кэт стояла на коленях по другую сторону доски и весело шлепала своей красной фишкой вдоль пути Королевы Фростин.
— Я выиграла! — визжала девочка в восторге.
— Две из трех выигрывают, — отвечал Алекс с улыбкой. — У тебя пока только одна.
— Я почти закончила, — торжествовала Кэт.
— Но никто еще не взял карточку Сладкой Тросточки, — сказал он и вынул карточку. — Ах! — Он притворно схватился за сердце и упал на пол. Карточка Сладкой Тросточки выскользнула из его руки.
Кэт закатилась смехом:
— Ты получил ее! Ты получил ее!
— Три игры из пяти, — сказал Алекс.
— Ух!
— Проигравший угощает победителя мороженым.
— Но я же не умею водить машину, — нахмурилась Кэт. — Что, если проиграю?
— Тогда я поведу машину, — ответил ей Алекс с успокаивающей улыбкой. — Но у меня есть предчувствие, что тебе незачем волноваться. Ты выиграешь.
Мэгги отошла от двери и прислонилась к стене. Наконец-то отец и дочь соединились. И именно Мэгги добивалась этого в последние пять месяцев. Она слабо улыбнулась. Кэт выглядит такой счастливой. Такой открытой. Ее не интересует, где ее отец был до сих пор. Он перед ней теперь, к нему можно прикоснуться, и она принимает это со слепой доверчивостью, как это бывает только у детей. Может быть, все теперь у них наладится.
Что-то изменилось, и Мэгги была рада видеть это. Она не чувствовала радости, но была рада. Это была именно та цель, к которой она стремилась. Может быть, одна игра и не создаст родственной связи, но определенно Кэт на пути к установлению нормальных отношений с Алексом. Он в свою очередь испытает удовольствие и удовлетворение, какое может прийти только с любовью ребенка и его доверием. Мэгги была счастлива за них.
Но почему же ей так ужасно хочется плакать?
Мэгги завернула за угол, вошла в свою спальню и бросилась на кровать. Боль пронзила ее. Она понимала, что здесь не так, почему она не может разделить радость от сближения Алекса и Кэт.
Потому что внутренний голос кричал: в конце концов, я не нужна им.
Глава десятая
Пора.
Мэгги стояла в холле, окруженная чемоданами. Она поднимала телефонную трубку, чтобы вызвать такси, когда появился Алекс.
— Итак, ты уезжаешь.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Конечно.
Он нетерпеливо покачал головой.
— Я имею в виду — сейчас. Ты едешь сейчас?
— Да. Я собиралась вызвать такси.
Она ждала, что он скажет.
— Тебе не обязательно делать это, — заговорил он. В ней зашевелилась бессмысленная надежда. — Майк может отвезти тебя, — закончил он.
Надежда умерла.
— Ты очень щедр, но такси вполне подойдет. — Мэгги подождала мгновенье. — Во всяком случае, спасибо.
— Кэт попрощалась с тобой?
То, что он задал этот вопрос, показывало, что она судила о нем так же неверно, как и он о ней.
— Конечно. Миссис Макгрегор повела ее в кино. Я думала, лучше избежать отрицательных эмоций.
— Кэт бы справилась, — удивился он.
— Я имела в виду себя.
— А. — Он как-то об этом не думал. В конце концов, она ведь сама сделала выбор.
Они стояли друг против друга и молчали.
Наконец Мэгги сказала:
— Что ж, до свидания. — Она протянула руку. — Все было… — Ее голос задрожал.
— …очень хорошо, — закончил он чудовищно деловым тоном и взял ее за руку.
Мэгги посмотрела ему в глаза.
Он выронил ее руку.
— Ты все еще на меня сердишься? — услышала Мэгги свой голос. — Миссис Макгрегор прекрасная няня. Все наладится. Я не понимаю, почему ты так холоден.
Его лицо было бесстрастным.
— Мне жаль, что тебе так кажется.
Она сжала зубы.
— Забудь об этом. — И снова взялась за телефонную трубку.
Алекс не остановил ее.
Она набрала телефон фирмы и попросила прислать такси. Когда повесила трубку, Алекс все еще стоял рядом.
— Могу я быть чем-нибудь полезен? — спросил он. Не дождавшись ответа, он спросил снова: — Помочь тебе вынести чемоданы?
— Нет, спасибо, — слабо отмахнулась она. — У меня только два.
Он снова вздохнул.
— Мэгги, мне необходимо что-то тебе сказать.
Она осторожно посмотрела на него.
— Да?
— Я… — Он запнулся. В холле громко тикали часы. Где-то на улице лаяла собака.
— Что, Алекс?
— Я… — Избегая ее взгляда, он посмотрел на пол, потом вокруг на стены, на дверь за ней.
В груди у нее защемило. Она стояла молча, не желая заполнять тишину пустой болтовней. Наконец-то он заговорил:
— Я… Я просто хотел, чтобы ты знала — тебя всегда здесь ждут.
С улицы послышался гудок такси.
Что это значит? Что она всегда может обратиться к нему за работой или что он ждет ее, чтобы она осталась с ним? Мэгги не собиралась переспрашивать, потому что не была готова услышать ни тот, ни другой ответ. Не важно, что бы это значило. В любом случае он не говорил, что любит ее, и не был готов на все, чтобы удержать ее.
— Мне надо идти. — Это было единственное, что она могла вымолвить.
