Элизабет Уолкер - Странный каприз
Майкл, гордый порученным ему важным делом, подавал Перси винты и гайки. Тот старательно, хотя и неумело, свинчивал детали кроватки вместе. А Мэри Бет говорила без умолку о том, какие новорожденные дети маленькие, и что она непременно продезинфицирует кроватку — ведь груднички так легко подхватывают любую заразу, — и что, она читала, в некоторых странах матери носят детей на спине, а когда работают в поле, кладут их прямо на землю…
Майкл слушал ее болтовню, открыв рот, словно какое-то новое откровение.
— Вы уже обставили дом? — спросил Крейг Присциллу.
— Несколько комнат. Хотите посмотреть?
— Я скоро вернусь, — произнес Крейг, положив руку на плечо Майкла, и вышел вслед за Присциллой.
Прежде всего она повела его в единственную комнату, обставленную полностью, — номер в викторианском стиле с огромной резной кроватью, покрытой белоснежным покрывалом, с кружевными занавесками на окнах, чудесным старинным сундуком в углу и туалетным столиком с несколькими зеркалами. Вся комната была выдержана в бело-голубых тонах. Примыкающий к комнате чуланчик Присцилла переоборудовала в ванную комнату, также выдержанную в стиле прошлого века и в бело-голубых тонах. И ванна, и раковина, и кувшин для умывания, и даже овальный коврик на полу — все было белым и голубым.
Крейг походил по комнате, проводя рукой то по гладкой полировке мебели, то по теплой шероховатости керамических безделушек на полках.
— Чудесно, — сказал он наконец. — Элегантно и вместе с тем уютно. От души надеюсь, Присцилла, что гости оценят ваши старания.
— Я тоже на это надеюсь. — Она заметила, что Крейг не спускает с нее глаз, и невольно заторопилась. — В комнатах я собираюсь поставить живые цветы и менять их каждый день. Несколько недель назад мне удалось купить набор ваз из полупрозрачного стекла с цветочным узором. Одна такая ваза стоит в соседней комнате — если хотите, покажу.
Она повернулась к дверям, но тут Крейг поймал ее за руку, а другой рукой прикрыл дверь. Он не приближался к ней, не пытался обнять — просто стоял, держа за руку, и смотрел на нее с вопросом и ожиданием в глазах. Присцилла отвела взор: щеки ее заалели, а сердце забилось как бешеное. Ладонь мгновенно взмокла, и Присцилле захотелось вытереть ее о платье, но Крейг не выпускал ее руку. «Чего он ждет?» — удивилась Присцилла.
Свободной рукой Крейг откинул со лба Присциллы прядь волос, пробежал холодными пальцами по щеке. Присцилла, не выдержав, поцеловала его ладонь, и он улыбнулся ей, но глаза его оставались серьезными и вопрошающими. И наконец он наклонился к ней — губы их встретились, и Присцилла обхватила его за талию, чтобы удержаться на ногах, которые внезапно ослабели в неподходящую минуту.
— Присцилла! — прошептал Крейг, уткнувшись лицом в пышные ореховые волосы. — Как я тосковал без тебя! Ты ведь тоже хочешь меня, правда?
— Да! — почти беззвучно вырвалось у нее. — Но этого не будет.
Подняв глаза, она увидела в его сумрачном взгляде молчаливый вопрос.
— Я, наверно, и вправду ненормальная, — горестно прошептала Присцилла, — все у меня не как у людей. Поверьте, я не играю с вами; я хотела бы ответить «да», но что-то во мне упрямо твердит «нет». Мне нужно время. Но вы не обязаны ждать вместе со мной, если думаете, что я просто хочу вас помучить…
— Я так не думаю, — тихо ответил Крейг, гладя ее по спине.
Под его прикосновением Присцилла как будто просыпалась к жизни: все тело ее подрагивало, твердели груди, обтянутые мягким атласом. Она готова, что бы там она ни говорила, думал Крейг. Он найдет, на кого оставить Майкла; он уговорит Присциллу вернуться в город и сам поедет вместе с ней… Нет, ничего не получится. У него нет под рукой списка бостонских приходящих нянь. Нельзя рисковать благополучием ребенка ради удовлетворения своих физиологических потребностей. Кроме того, он смутно предчувствовал, что Присцилла даст отпор его намерениям. Она действительно на редкость неподатлива на уговоры.
— Я подожду, — хрипло прошептал он наконец, отпуская ее и аккуратно поправляя ее импровизированный льняной шарфик. На то, что скрывалось под шарфиком, он ради собственного душевного равновесия старался не смотреть.
— Спасибо, — неуверенно улыбнувшись, ответила Присцилла. — Не хотите ли осмотреть остальные комнаты?
Они уехали примерно через полчаса. Крейг восхищался старинной мебелью и цветовым решением оформления комнат, Майкл выражал желание немножко пожить в гостинице, а Перси и Мэри Бет спорили о том, что в первую очередь покупать для младенца, — коляску или ванночку.
И только Присцилла, не захваченная общим радостным возбуждением, угрюмой тенью бродила по пустым комнатам. Ей хотелось подойти к Крейгу, взять его за руку и сказать: «Простите. Я веду себя как идиотка. Обещаю, что в следующий раз мы с вами будем вместе». Однако вместо этого она молча смотрела, как отец и сын надевают ботинки, шарфы, пальто и перчатки.
Захватив снегокат и поблагодарив за какао с тостами, они вышли из дома и двинулись к машине. Присцилла помахала им вслед, а затем захлопнула дверь и долго стояла неподвижно, пытаясь разобраться в своих запутанных мыслях и чувствах.
Крейг ей, несомненно, нравится, думала она. Он совсем не похож на Перси — жалкого, цепляющегося за ее юбку, неспособного защититься от влияния ее личности… Впрочем, не похож он и на гипотетического мужчину, с которым Присцилла хотела бы проводить время… Да полно, существует ли вообще на свете такой мужчина?
Присцилла хотела видеть в мужчине силу. Не эгоизм, часто маскирующийся под самоуверенность, но некую внутреннюю мощь, делающую мужчину одновременно сильным и уязвимым. Без этой силы, думала она, равные отношения между партнерами невозможны. Присцилла не хотела ни становиться главой семьи, как это было в отношениях с Перси, ни покорной тенью, во что пытаются превратить женщину некоторые особи мужского пола, скрывающие свои комплексы под маской сильной личности. Присцилла хотела равенства.
Сила Крейга, пожалуй, равнялась ее собственной. Но больше между ними не было ничего общего: строгий и консервативный Крейг являл собой полную противоположность эксцентричной Присцилле. Его больше всего волнуют внешние приличия, а ее такие мелочи никогда не занимали. Да и что она вообще о нем знает? Что он предан своему делу, любит сына, увлекается восстановлением старинных зданий. Не слишком-то много! Единственное, в чем Присцилла твердо уверена, — Крейг привлекает ее, ее тянет к нему, и рядом с ним она ощущает себя совсем по-иному.
И это странное чувство рождало новые сомнения. Будь это обычное физическое влечение, все было бы проще. А может быть, это и есть обычное влечение? Снова и снова Присцилла вызывала в памяти ту необъяснимую пьянящую радость, что охватывала ее, когда в телефонной трубке слышался голос Крейга, когда он появлялся в дверях «Антиквария», когда сегодня он сидел рядом с ней, и Мэри Бет предсказывала им судьбу… Может быть, все это — просто естественный ответ женщины на его привлекательную мужественную внешность?
