Вайолет Уинспир - Бухта влюбленных
Со сладкой болью вспомнила Ферн о Россе. Еще раз заверив Делилу, что Диана нужна ей не срочно, она попрощалась и положила трубку.
Ферн растерянно стояла возле телефона, теребя пальцами оборки передника. Женщина, которую она наняла следить за хозяйством, подвернула лодыжку, и у Ферн сегодня было множество дел, да и ночь, которую предстояло в одиночестве провести в бунгало, ее не особенно пугала. Единственное, что расстраивало, – это то, что из комнаты Росса не доносилось привычного стука пишущей машинки. Ферн посмотрела на часы – в это время он обычно пил кофе с печеньем, и, будь он сейчас дома, он бы оторвался от работы и попросил, чтобы она принесла ему перекусить. Ферн печально вздохнула.
Она уже начала привыкать к этим маленьким повседневным заботам, в сущности и составлявшим всю ее жизнь. Теперь она знала, что Росс больше любит не сладкое печенье, а со всевозможными добавками. Она знала, что он любит спать в одних только пижамных брюках и ненавидит бронзовые кудри, которыми его наградила природа. «Дурачок, тебе, наоборот, повезло, – говорила ему Ферн, когда он ворчал. – Посмотри на меня, у меня волосы прямые, как дождь». – «Да, сверкающий весенний дождь, пролившийся в солнечную погоду», – отвечал он, даже не подозревая, как стучит ее сердце от этих сравнений, произнесенных его глубоким, грудным голосом.
Ферн вымыла оставшуюся после завтрака посуду и начала прибираться в спальнях. Она вытерла пыль со стоявших на ее ночном столике фотографий в рамочках: две крошечные племянницы и племянник Фрэнки. Белокурого сынишку Брайони Ферн любила больше всех, и ей очень хотелось иметь такого же озорного, веселого сынишку… только чтобы глаза у него были столь же прекрасны, как у ее мужа…
Ее собственные глаза вдруг подернулись влажной пеленой. Похоже, настоящей любви ей не суждено дождаться никогда. А ведь Ферн была из числа тех людей, для которых любить означает жить… жить для другого человека. Она хотела жить для Росса, и ей больно было осознавать, что теперь, спустя всего лишь два месяца после свадьбы, он не захотел взять ее с собой в Сан-Франциско. Его ссылки на изнурительный зной были просто отговорками – ведь он прекрасно знал, что Ферн легко переносит жару, и сам неоднократно отмечал это. «Ты всегда остаешься такая прохладная и свежая!» – говаривал он. Нет, он просто не захотел брать ее с собой.
Этим поступком Росс словно напомнил Ферн, что в его жизни для нее в действительности нет места – так, чтобы всю жизнь рядом, вместе.
К обеду Ферн поняла, что больше не может находиться в этом пустом, безмолвном бунгало с его безликой, почти казенной мебелью и опустевшим кабинетом, поэтому, приняв душ и переодевшись в коротенькое желтое платьице, она защелкнула на запястье симпатичный браслетик – чтобы хоть как-то оживить унылое настроение – и села на автобус, идущий в город. День стоял жаркий, но знойное солнце то и дело заслоняли облака. Ферн пообедала в ресторанчике «Мулени» и сидела над чашечкой кофе со льдом, размышляя, как ей получше провести день, когда увидела в окно большой туристический автобус. Водитель, держа возле рта микрофон, объявлял, что за пятнадцать минут довезет всех желающих до Марина-Бич, где скоро начнется «потрясающее» театрализованное представление.
– Леди и джентльмены! Плавучая сцена, роскошные красавицы в купальниках и ваши любимые кинозвезды… И среди них единственный и неповторимый Апачи Уилсон на своем прославленном скакуне Паломино!..
Ферн улыбнулась. Она никогда не была в Марина-Бич, но много слышала об этом сказочном месте с роскошными пляжами и увеселениями.
Допив кофе, Ферн расплатилась, твердо решив поехать на карнавал. Ей вдруг захотелось оказаться посреди шумного веселья, затеряться в беззаботной толпе и хотя бы ненадолго забыть об этом внутреннем голосе, неотступно твердившем ей, что ее отверг мужчина, которого она любит.
В Марина-Бич гудела разношерстная толпа туристов и отдыхающих. От палящего зноя вода казалась расплавленным серебром, а белые курточки не знающих отдыха продавцов сока и мороженого выглядели еще белее. До открытия карнавала оставалось полчаса, но на набережной уже не было свободного места. В основном люди пришли на карнавал семьями – женщины с сумками, набитыми едой и напитками, мужчины в панамах и детишки, ни секунды не стоящие на месте и галдящие, словно чайки над морем. Одним словом, настоящая курортная картина. Гавайские рубашки, бермуды, стройные загорелые ножки, выглядывающие из-под коротеньких летних платьиц… И запахи – горячих бутербродов, раскаленного асфальта, перегревшихся шин, масла для загара и огромного количества человеческих тел… А наверху, над всей этой толпой, ждали начала карнавала рассевшиеся на украшенных цветами балконах обитатели отеля.
Попав в самую гущу толпы, Ферн слышала вокруг только многоголосый гул. Вдруг какой-то мужской голос окликнул ее: «Давай ко мне!» – но Ферн, рассмеявшись, не глядя отмахнулась, предоставив шумной толпе увлечь ее дальше.
– Ферн!.. Слышишь, Ферн?..
На этот раз она узнала голос и изумленно обернулась. Сзади, одетый в серебристо-серую рубашку и легкие летние брюки и держа перекинутый через руку пиджак, проталкивался к ней сквозь толпу Кен Маквикар.
– Кен?.. Ты?!
– Да… Я…
Несколько недель назад они навсегда расстались, но теперь Ферн была рада видеть знакомое лицо. А Кен думал о том, как она красива. В этом светлом легком платьице, тонкая и хрупкая, она была хороша, как весенний цветок. Продравшись к ней через толпу, он взял Ферн за руки, и несколько мгновений они растерянно стояли, не говоря ни слова.
– Не ожидала встретить тебя здесь, Кен, – наконец произнесла она.
Он не стал говорить Ферн, что видел ее в Кэп-Фламинго садящейся в автобус, за которым и последовал на своей недавно купленной машине.
– У меня сегодня выходной. – Это была правда. – Я слышал о карнавале, вот и решил поехать посмотреть.
Тут Кен приметил свободное местечко, и уже через мгновение они заняли его.
– Думаю, отсюда нам будет хорошо видно, – сказал он, осматриваясь и зная, что она разглядывает его своими большими лавандовыми глазами. – А что же твой муж? Сидит в одиночестве дома, не отрываясь от работы? – Кен усмехнулся, но Ферн заметила его озабоченный взгляд, который, казалось, молил о том, чтобы они провели этот день под знаком перемирия. День, когда она наконец оказалась свободна от власти мужа.
– Россу нужно было поехать во Фриско[1] повидаться с другом… Эй, смотри, карнавал начинается!..
Шумным всплеском приветствий встретила толпа вышедший на подмостки оркестр девушек. Содрогая толпу грохотом ударников, оркестр грянул «Колючую розу», и вслед за этим на сцену выехала усыпанная розами платформа с восседавшими на ней миловидными девушками в нежно-розовых платьях, которые бросали в толпу розовые лепестки.
