Карен Брукс - Давай начнём сначала
На секунду Гейби снова почувствовала себя счастливой. Она хотела расспросить о ребенке, но у нее ничего не получилось. Горло свела судорога. Она не могла дышать! Гейби увидела, как откинулась назад голова мужа, как исказилось его лицо, когда он увидел, что она задыхается, как Гари закричал: «Доктора!»
Она не могла дышать! Не могла!
Сестра надела ей на лицо маску. Гейби рефлекторно сопротивлялась, ничего не понимая и страстно желая освободиться от удушья. Вот теперь я точно умру, обреченно подумала она.
Есть ли у Гари сын?
Ей очень хотелось знать, получить уверенность в том, что она не подвела мужа.
Как сквозь вату до нее донеслись еле слышные слова Гари:
— Спасите мою жену!
Укол в руку.
Что-то ужасное делали с ее ртом. Странное ощущение свободного полета и быстрое приближение темноты.
Она снова открыла глаза. Я все еще не умерла, удивилась Гейби. Я, наверное, как кошка, имею девять жизней. Две уже прошли. Осталось семь. Она уже больше не в своей палате. Чужая, неизвестная комната. Гари смотрит на нее встревоженным взглядом. Его черные глаза, словно два раскаленных угля. Она почувствовала, как руки мужа бережно коснулись ее рук. Гейби попыталась улыбнуться ему, но не смогла.
Гари выглядел измученным и растрепанным. Его волосы торчали во все стороны. Галстук висел где-то сбоку. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Словом, все в таком беспорядке, словно он сам только что задыхался. Гари смотрел на нее красными от усталости и напряжения глазами. Темные круги залегли под ними. Муж склоняется над ней, словно курица-мать над своими цыплятами.
— Гейби, Гейби, — хрипло прошептал он. — С тобой все будет хорошо… О, Гейби…
Глаза его увлажнились и от этого засверкали еще больше. Почему он ничего не говорит ей о ребенке? Почему выглядит таким несчастным? Должно быть, плохие новости. И он старается держать ее в неведении как можно дольше. Она подвела его!
— Извини, — прошептала Гейби. Ее сердце наполнилось отчаянием.
— О господи! — воскликнул он. Эти слова были похожи на крик умирающего. Гари еще крепче сжал ее руки. — Ты так нужна мне, Гейби, — прошептал он. — Я люблю тебя. И никогда не перестану говорить тебе это. Я люблю тебя. Люблю… Люблю…
Гари замолчал, стараясь подавить бушевавшие в нем эмоции. И тут Гейбриела вспомнила, что просила его сказать, любит ли он ее, прямо перед дверьми операционной. Тогда Гари промолчал, и, может быть, поэтому его слова совсем не убедили ее сейчас. И потом, она так и не узнала то, что хотела знать больше всего на свете.
— Мой ребенок…
— Тебе не надо волноваться. Нужно ко всему относиться спокойно. Все в порядке, — выдохнул он.
— Скажи мне… о ребенке.
Лучше знать самое плохое, чем не знать вообще. Неужели Гари не понимает?
— Уверен, что с этим безобразником все в порядке, — произнес он беззаботно. — Тебе не надо волноваться о нем, дорогая. Ни о чем не беспокойся.
Такой неопределенный ответ ничуть не успокоил ее.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он в порядке? Ты не знаешь наверняка?
— Он сейчас под постоянным наблюдением. Думаю, что с ним все будет хорошо. Я просто не мог отойти от тебя.
— Гари!
Ее крик встревожил его.
— Ради бога, успокойся, дорогая. Она сделала несколько глубоких вдохов подряд и затем заговорила как можно тверже.
— Гарет Барт, ты сейчас же пойдешь и немедленно все выяснишь про моего ребенка.
— Гейби!..
— Немедленно!
— Но тебя нельзя оставлять одну! — раздался энергичный протест.
— Я очень рассержусь на тебя, Гари.
— Хорошо, я ухожу.
Он вышел из комнаты, но его место тут же заняла няня.
На ее лице сияла добродушная улыбка. Она протянула Гейби стакан воды.
— Со мной все в порядке.
— Хорошо, дорогая, — ласково ответила няня. — Но когда ваш муж просит что-то сделать, мне кажется, было бы неразумно не подчиниться его просьбе.
Она снова улыбнулась.
— Наверное, если бы он потерял вас, то этот день стал бы последним в жизни еще нескольких человек. Ведь вашего мужа невозможно вразумить, не правда ли?
Что верно, то верно. Если Гари что-то считает правильным, его трудно переубедить.
— Неужели он хулиганил здесь и нарушал правила поведения? — спросила Гейби почти игриво.
— Все правила, все предписания, все порядки! — ответила няня, сокрушенно вздохнув. — Он никому не доверял уход за вами. Я до сих пор удивляюсь, как вы добились того, что он покинул палату. Никому до вас этого сделать не удалось.
— Он любит меня, — сказала Гейби, теперь уже полностью уверенная, что так оно и есть. Гари доказал, что она для него даже более важна, чем их сын.
Он вернулся. Он почти вбежал в палату. Ей показалось, что муж отсутствовал какие-то пять минут. Гари посмотрел на нее долгим изучающим взглядом, будто хотел удостовериться, что в его отсутствие ничего не произошло. Няня быстро уступила свое место и исчезла из палаты.
— Ну что? — поторопила его Гейби.
— О, с ним все в порядке.
Очередной краткий ответ. Она неодобрительно взглянула на Гари.
— Это все, что ты можешь сообщить?
— С ним действительно все в порядке! — воскликнул он.
Гейби начала подозревать, что Гари вовсе не ходил к малышу, в лучшем случае расспросил медсестру.
— Опиши мне его, — потребовала она.
— Ну, у него много волосиков, все очень черные.
Это довольно предсказуемо — они оба черноволосые.
— Еще что? — настаивала Гейби.
— Он слегка красный.
Она расстроилась.
— Ты не очень хорошо умеешь описывать, дорогой.
Видно было, что он старается.
— Его голова смешной формы…
— О господи!
— Не беспокойся, врачи сказали, что она примет нормальную форму через несколько дней. Такое случается. Ведь ему долго пришлось находиться в одном положении, прежде чем он родился, — быстро объяснил Гари.
Действительно. Головы новорожденных очень нежные. Гейби слегка успокоилась.
— А что еще?
Он пожал плечами.
— Трудно разглядеть детали. Ведь к нему подключено около двенадцати проводков.
Ее сердце ёкнуло.
— Он в опасности?
— Нет, Гейби, никакой опасности. Его просто обследуют. Все дети, появившиеся на свет в результате кесарева сечения, проходят специальное обследование, потому что слишком скор переход от одного состояния в другое, и им требуется время для адаптации.
— А сколько он еще будет оставаться там?
— Несколько часов.
— А разве не прошло уже несколько часов с тех пор, как он родился?
— Но что плохого в том, что малыша обследуют потщательнее.
