Одри Хэсли - Пленительное воспоминание
— Чего не желаешь? Чтобы я заботился о тебе? Почему? Ты не просто красивая женщина — у тебя еще есть масса других достоинств, хотя, кажется, у тебя серьезные проблемы с нервами.
— Но… Но ты говорил, что уезжаешь в Лос-Анджелес?
— Мои планы изменились.
— О боже!
— Поверь, Эмма! Я не имею ни малейшего желания тебя мучить.
— Но ведь мучаешь! Неужели ты этого сам не замечаешь? Мне больно каждый раз, когда я тебя вижу.
Селия открыла окно и, высунув голову, крикнула, прервав тем самым их разговор.
— Эмма, Сирил совсем раскапризничался!
— Иду! — ответила Эмма и бросила Дэну на ходу: — Вернемся к этому позже.
— Пообедаем вместе сегодня вечером?
Она с яростью взглянула на него, но он и не думал сдаваться.
— Я не собираюсь уходить, Эмма.
— Черт тебя побери, Дэн! Почему ты не можешь быть как другие мужчины! — бросила она ему, прежде чем повернуться и пойти к машине. Сев за руль, она заехала в гараж, а он остался стоять возле ворот.
Другие мужчины? Что это за «другие», хотел бы он знать? Другие ее любовники? Те, кто спал с ней, а затем преспокойно бросал?
Дэну стало тошно при одной мысли об этом. Напоминание о любом мужчине, когда-нибудь спавшем с Эммой, муже или любовнике, приводило его в ярость.
Раздраженные крики и капризный плач Сирила вывели Дэна из оцепенения. Он подошел и, нежно улыбаясь сердитому малышу, открыл заднюю дверцу.
Быстрым и сильным движением Дэн вытащил ребенка из машины и несколько раз подбросил в воздух. Затем поставил малыша себе на бедро, говоря строгим голосом, но при этом продолжая улыбаться:
— Сейчас же перестань капризничать, хулиган ты эдакий!
Сирил моментально прекратил хныкать и разулыбался. В его больших и блестящих карих глазах загорелся веселый огонек, когда он сумел дотянуться до волос Дэна и принялся играть с ними, радостно хохоча.
Дэн замер, чувствуя, как права была его мать. Отцовские чувства проснулись в нем, словно он точно знал, что это его ребенок. Этот малыш должен стать его сыном. Дэн уже не представлял своей жизни без него.
— Видишь, Эмма? — сказала Селия. — Вот чего не хватает нашему Сирилу. Мужской руки. Смотри, как он нравится Дэну.
— В таком случае Дэн может попробовать уложить этого чертенка поспать, — предложила Эмма, доставая из багажника пакеты и сумки с продуктами и поворачиваясь к дому. На полпути она остановилась, чтобы поправить сумку, и раздраженно бросила через плечо: — Слушай, Селия, пригласи-ка нашего доброго самаритянина на ленч. Должны же мы хоть как-то вознаградить его за все труды. Селия ободряюще улыбнулась Дэну.
— Сегодня у нас было очень тяжелое утро, — быстро шепнула она. — Побудьте с Сирилом, а я пойду открою ей дверь, пока она снова все не рассыпала на землю.
«Снова» — это слово было произнесено многозначительным тоном. И Селия поспешила на помощь Эмме, а Сирил, увидев, что бабушка покинула его на какого-то, пусть и веселого, но чужого дядю, немедленно выразил свой протест громкими воплями.
— Знаешь, малыш, я знаю, в кого ты пошел своим на диво кротким нравом и отменным послушанием, — сказал Дэн мальчику, расхаживая с ним по двору и тщетно пытаясь его успокоить.
Наконец в дверях появилась Селия и позвала их в дом.
— Лучше идите с ним сюда, Дэн. Бедняжка, он так устал сегодня и очень сильно проголодался. Да, наверное, он мокрый, ему пора переодеть штанишки.
Дэн не замедлил последовать ее приглашению, отчаявшись угомонить ребенка. Вскоре он убедился, что успокоить этого мальчика может только мать. Пока Эмма уносила его наверх, переодевала и укладывала спать, малыш успел задать великолепный концерт, превратив тихий и спокойный дом в настоящий бедлам.
Селия сделала Дэну пару бутербродов и кофе, и он с аппетитом принялся за еду. Дожевывая второй бутерброд, Дэн спросил:
— Он что, всегда такой беспокойный?
— Нет, конечно, не дай бог. Просто он сильно утомился, пока мы ездили по магазинам. Он привык ложиться спать в десять утра. Другие дети легко засыпают и спят на прогулках, но наш, к сожалению, не из таких. Сирил считает, что смотреть по сторонам гораздо интереснее, чем спать. А уж в машине и подавно! Других укачивает, и они спокойно засыпают, а ему все нипочем. Только знай себе головой вертит.
— Моя мама рассказывала, что я был точно таким же, — заметил Дэн. — Тоже всегда спал очень плохо. Если я мог проспать больше четырех часов подряд, то это было настоящим подарком для родителей. Чего они только не делали! Моя мама набила мою комнату всевозможными лампами, и весь потолок был покрыт всякими разноцветными и меняющимися тенями. Только после этого она могла хоть немного отдохнуть. Я лежал там часами и наблюдал за игрой красок.
— Наверное, вот поэтому вы и стали фотографом? — предположила Селия, заинтересованно его слушая.
— Возможно, вы и правы. Никому еще в голову не приходила такая мысль. Вы очень наблюдательная и умная женщина, Селия. Кстати, о фотографии. На пленке в моей камере осталось несколько пустых кадров, и я бы хотел снять Сирила, если можно.
— О, это было бы просто замечательно! А то у нас не так уж много его фотографий.
Я думаю, вы уже обратили внимание на то, что мы сейчас переживаем не самые лучшие времена. Я имею в виду наше финансовое положение. Болезнь Реймонда заставила нас израсходовать все его сбережения, а затем еще и часть моих. А после смерти Реймонда выяснилось, что он заложил дом. Он ведь не получал жалованья уже целую вечность. Международная благотворительная организация, в которой он работал, уволила его, как только стал известен его диагноз. Они выкинули его вон без всякого стыда!
— А этот дом вы купили?
— Нет, на это у нас денег не хватит. Снимаем. После смерти Реймонда мы объединили те крохи, что у нас еще оставались, и, кроме того, нам платили пособие, что-то вроде пенсии по потере кормильца. Но Эмма заявила, что не собирается мириться с нашей бедностью и отказывать Сирилу из-за этого в каких-то вещах. Она решила дать ему достойную жизнь и вернулась к своей прежней работе. Надо сказать, что с самого начала дела у нее пошли неплохо, а потом она стала получать все больше и больше заказов.
— Да, она великолепная модель.
— И очень красивая, — добавила Селия, зорко наблюдая за Дэном и не пытаясь скрыть любопытства и беспокойства ни в голосе, ни во взгляде.
Он прочел все эти чувства в ее глазах и улыбнулся.
— Я вижу, что не в состоянии скрыть от вас ничего. Да, впрочем, я и не собираюсь скрывать своих намерений. Мой интерес к Эмме отнюдь не только профессиональный, но я человек порядочный и намерения у меня самые честные. Но вся моя беда в том, что Эмма не желает мне верить, а мне не удается ее убедить.
