Кара Колтер - Мой герой
Фейерверк взорвался на миллионы мелких огоньков, которые удвоились на черной поверхности реки.
— Я собираюсь дать псу имя, — решил он в перерыве между взрывами фейерверка.
Она повернулась и посмотрела на него, улыбка играла на ее прекрасных губах.
— Мозес, — решил он.
— Мне нравится. Но почему Мозес?
— Потому что я нашел его плывущим по реке. Потому что он провел меня через пустыню к земле обетованной.
— Какой земле обетованной?
— Тебе.
Прямо как по заказу, фейерверк взорвался в небе над ними водопадом ярких вспышек зеленого, синего и красного цвета.
Сара пристально посмотрела на него, закусила губу, и в ее глазах засияли слезы. Она протянула руку и прикоснулась к его лицу с такой нежностью, такой любовью. Он знал, что не уйдет из этого места туда, где он пребывал раньше. Он, может быть, и очень сильный, но недостаточно, чтобы выжить там, где нет Сары.
— Выходи за меня замуж, — прошептал он, а в небе медленно таяли искры фейерверка.
Тающие искры освещали ее лицо.
— Я согласна, — прошептала она в ответ.
Как только они прикоснулись губами друг к другу, небо снова взорвалось над ними, озаряя их светом и оглушая. Это была кульминация: заряд полетел высоко в небо, наполнив его безумием света, звука и дыма. По мере того как утих звук, фейерверк распался на золотистые спирали, которые медленно падали в сторону темной поверхности реки.
Сначала воцарилась тишина, а потом взрыв аплодисментов и одобрительные возгласы.
Оливеру показалось, что вся планета отмечала этот момент. Это чудо соединения того самого мужчины с той самой женщиной, у которых хватило храбрости сказать «да» тому, что было предложено им.
Возможно, все вокруг отмечало тот момент, когда эта величественная сила, господствующая над всем, являющаяся сердцевиной всего, показала себя во взглядах одного мужчины и одной женщины. Любовь. Может быть, так все и было.
Эпилог
Сара вошла в дом и улыбнулась, услышав этот звук. Стук. Ругань. Еще стук. Она последовала за звуком в комнату в конце коридора. Она открыла рот от удивления. Там, где утром лежал потертый ковер, теперь лежали доски. Шторы с фиолетовыми жирафами и зелеными львами висели на слегка кривом пруте.
Оливер сидел на полу, перед ним была разложена инструкция, язык зажат между зубами, части детской кроватки разбросаны по всему полу. Мозес следил за всем из угла, куда его загнала Суши. Она деликатно приподняла лапку, показывая ему, кто здесь хозяин. Увидев Сару, Мозес жалобно замахал хвостом.
Оливер поднял на нее взгляд. У него в волосах были опилки и клякса на щеке. Его улыбка сделала то, что она делала с ней всегда, — Сара растаяла.
— Знаешь, — сказал он, снова всматриваясь в инструкцию, пытаясь поместить круглый штифт в квадратное отверстие, — я думал, что дом — это покой и отдых. Я ошибался. Я ни разу не отдохнул с того момента, как мы купили эту кучу хлама.
Он сказал это с такой любовью. И это было правдой. Повсюду в доме, который они купили вместе, был отпечаток его деятельности. Он снес все лишние стены внизу, чтобы дать им светлое, открытое пространство, которое стало предметом зависти всех соседей и особенно его сестры Деллы, которая жила всего в двух домах от них.
Оливер не был плотником или мастером на все руки. Иногда ему приходилось переделывать что-то два или три раза, а то и больше. Его работа по дому включала в себя много усилий, ругани, раздумий, попыток, уничтожения сделанного, переосмыслений и снова попыток. Тот факт, что ему это очень нравилось, несмотря на жуткий результат, умилял Сару до боли в сердце. Этот мужчина, который так боялся неудач, стал настолько уверенным в себе и в ее безоговорочной любви к нему, что мог позволить себе смеяться над своими неудачами. Вот что сделала с ним любовь. Она лелеяла это в нем.
— Тебе не обязательно было начинать сейчас с детской, — сказала Сара, входя в комнату, и потрепала его волосы, скинув опилки. Ей всегда нравилось ощущение его густых волос между своих пальцев. — Мы только два дня назад узнали, что беременны.
— Ну, ты же знаешь пословицу: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. У меня попросили совета по тому делу в Грин-Бэй. Ты же знаешь меня. Если я чем-то увлекаюсь…
Оливер покачал головой, принимая с юмором свою склонность к одержимости. Она знала и любила эту его черту, он все еще пытался исправить все несправедливое. Только теперь это было немного по-другому. Теперь он возвращался к свету после проведенного во тьме времени. И позволял ее любви излечивать его.
— Вдруг что-то пойдет не так? — спросила она неуверенно. — Это первенец. Поэтому я подумала, что, может, тебе стоит повременить, — она жестом обвела комнату, — со всем этим.
Он повернулся к ней и ухмыльнулся, эта улыбка стерла все ее страхи.
— Все будет хорошо, — сказал он ей. Его голос был настолько спокойным и уверенным, что она поверила ему.
Сара изумилась тому, что Оливер, которому раньше было так сложно поверить в жизнь, в радость, заранее был нацелен на хороший исход. Он уже представлял себе ребенка в этой комнате, и он уже любил его всей душой и сердцем.
— Я обожаю эти шторы. Где ты достал этот материал?
Она подошла и потрогала их, чувствуя, как у нее на глазах наворачиваются слезы. Он смог подобрать то, то нужно, и он знал, что они подойдут!
— Этот прут кажется кривым? — спросил он, качнув головой в ту сторону.
— Ну, может быть, совсем чуть-чуть.
— Я починю его позже. Материал я купил в «Бэбиленде».
— Ты ездил в «Бэбиленд»? — спросила она, не веря, что ее муж был в новом магазине, что открылся на главной улице.
— Почему ты так удивилась?
— Это совсем не похоже на место, куда может захаживать самый востребованный эксперт по убийствам. Или новый заместитель начальника полиции. Наверное, есть какой-то предрассудок у копов по этому поводу. Тебя будут нещадно дразнить.
— Только не рассказывай об этом своей подруге — болтушке Кэнди, а то Брэдли Мур будет просить о соскобе с нового заместителя начальника. Можешь подать мне тот гаечный ключ?
Она взяла ключ и подала ему.
— Оливер?
— Да?
— Мы пойдем завтра на парад?
— Ах да. Парад, пикник, фейерверк.
Он кинул на нее взгляд:
— Ты расстроена новым форматом праздника?
В этом году путем анонимного голосования Праздник лета сократили до одного дня, Четвертое июля.
— Нет, — сказала она. — Я знаю, что четыре дня требовали много затрат, и было сложно найти волонтеров на все мероприятия. Я знаю, что моей классной идее дали достойный испытательный срок, целых два года, и мы даже близко не приблизились к спасению города, Оливер. Не надо нежничать со мной.
