Джулиана Морис - Счастливое падение
— То есть ты сейчас собираешься нарушить правила?
— Какие правила?
— Нельзя трогать девушек спереди ниже ключицы, сзади ниже спины, — ответила Эмили, хотя в юности ее не слишком-то строго контролировали. Ведь рядом с ней всегда были старший брат и Ник.
Ник громко рассмеялся.
— Думаю, этот барьер мы давно преодолели. Крепко прижимая ее к себе, он сделал попытку встать.
— Нет, — твердо сказала она. — Мы никуда не идем.
Ник прошептал что-то невнятное и, схватив подушку с дивана, увлек за собой Эмили на пол.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ник изогнулся на подушке рядом с Эмили, изо всех сил стараясь сдерживаться. Это было нелегко. Он приказывал себе быть мягким и нежным, но руки торопливо сдирали с нее и с себя оставшуюся одежду. Он весь вспотел — в нем боролись беспокойство за жену и ребенка и предвкушение наслаждения.
Он наклонился над Эмили и вдруг почувствовал, как что-то капнуло на его голое плечо. Обернувшись, он заметил, что от следующей капли погасла свеча.
— Ангел, крыша все еще протекает. Мы должны... ммм... — Слова утонули в протяжном стоне, когда она изогнулась под ним подобно золотистой кошке — вся томная и горячая. А ее руки... трогали его везде... везде.
Ну ладно. Подушка толстая, а он прекрасно удержится на руках. Или же поэкспериментировать, как он ей только что обещал?
Единственным неудобством оставалась протекающая крыша. Впрочем, было довольно тепло.
И это было так возбуждающе — заниматься любовью на веранде при свете свечей. Длинные блики ласкали шелковую кожу Эмили. Он никогда не ухаживал за ней. Может быть, она хотела бы этого сейчас?
Надо заново узнавать Эмили. Надо, чтобы она заново узнала его. Он может открыть неизвестные доселе вещи... Ник мысленно поблагодарил Пейдж за этот совет.
— Ты выглядишь таким серьезным.
— А я и есть серьезный. — Он заглянул глубоко ей в глаза. — Ты можешь положиться на меня, Ангел.
«Ты можешь положиться на меня»... Эмили почувствовала угрызения совести. Когда Ник все вспомнит, сдержит ли он это обещание?
Она решительно помотала головой и положила свою ногу на его. Все еще было странно лежать рядом с ним обнаженной и замирать в предвкушении наслаждения. Странно и... замечательно. Но если задуматься, то следовало вскочить и убежать. Ведь это Ник. Ее приятель.
— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он.
Свожу с ума? Это хорошо. Это означает неконтролируемую страсть.
Эмили обняла Ника и погладила мышцы на его спине. Вниз по позвоночнику сбегала струйка пота, и она провела по ней пальцем. Он дышал глубоко и прерывисто.
— Тебе нравится так? — прошептала она невинным тоном.
— Господи, Ангел, ты даже не представляешь, как...
Он страстно поцеловал ее в губы. Это был требовательный и властный поцелуй. Казалось, она должна была бы испугаться, но нет...
Ник сильно сжал ее груди. Эмили застонала, ее ногти впились в его спину. Эмили уже не стеснялась: обняв его за плечи, она прижалась к нему всем телом, а губами — к его губам.
Сначала он подразнил ее, играя сосками. И только когда она подумала, что больше не выдержит, он припал к ее груди жадным ртом.
Молния и гром на ночном небе не могли сравниться с фейерверком на веранде...
— Ник... — молила она, даже не зная, чего хочет.
— Я здесь, Ангел, — простонал он в ответ. — Я же говорил тебе: от тебя я никуда не уйду.
* * *Эмили зевнула и потянулась, ощущая приятную боль во всем теле. Она не привыкла к таким бурным ночам.
Улыбка скользила по ее губам.
— Ах... какая улыбка, Ангел, — раздался голос Ника. — Ты похожа на довольную кошку.
Эмили повернулась на спину и сонно взглянула на него.
— Ты не спишь?
— Я не сплю почти всю ночь.
Легкий румянец покрыл ее щеки, потому что она прекрасно поняла, что он имеет в виду.
— Сердишься?
— Нет. Я счастлив. Я принес тебе завтрак.
Ник поставил рядом с ней поднос. Она залюбовалась, глядя на него. Знакомое щемящее чувство овладело ею. Они могут провести весь день в постели...
Нет.
Она больше не может откладывать этот разговор. Ночь любви закончилась. Она выглянула в окно и увидела, что гроза давно прошла. На небе сияло солнце. Но гроза с молнией и громом теперь всегда будет ассоциироваться у нее с этой страстной ночью.
Не думай об этом, приказала она себе.
Эмили села в кровати, закрыв простыней голую грудь.
Ник ухмыльнулся.
— Слишком поздно, Ангел. Я уже знаю, как они выглядят. Великолепно, должен сказать.
Сморщив нос и улыбаясь, Эмили тщательно обернулась простыней.
— В тебе нет никакой скромности, Николас Карлтон. И никогда не было.
— Может быть. Но все равно я тебя покормлю. — Он зачерпнул ложкой из чашки что-то розовое и протянул ей.
— Это не йогурт, я надеюсь? — спросила она. — Я не ем так рано йогурт.
— Это малиновый шербет. Очень полезно. Открывай рот.
Полезно? На завтрак? Какое невежество. Ну ладно, она съест шербет, а потом скажет ему всю правду. Больше откладывать не будет, подходящего времени можно и не дождаться.
Она открыла рот и почувствовала вкус малины.
Ник не знал, конечно, но она обожала малиновый шербет.
Отпустив простыню, она взяла ложку у него из рук и начала есть. Ник улыбнулся и стянул простыню ей на бедра. Эмили особо не возражала, пока капля холодной жидкости не упала ей на грудь.
— Ой!
Ник забрал у нее поднос и поставил на прикроватную тумбочку.
— Вот что делает беременность. Ты никогда раньше не забывалась настолько, поедая малиновый шербет.
— Никогда?..
У Эмили перехватило дыхание. Он вспомнил? Страх и смущение сковали ее. Она сидела перед ним абсолютно голая, простыня все еще сохраняла запах их бурной ночи. Эмили захотелось убежать и спрятаться.
— Ник... я...
Ник склонился над ней и языком слизал каплю шербета с ее груди.
— Шербет ни в какое сравнение с тобой не идет, Ангел. Ты гораздо вкуснее.
Ужасное сомнение закралось ей в душу. Эмили вспомнила весь вчерашний вечер.
Еда из греческого ресторана. Все ее любимые блюда. Ни одно Ник не пропустил...
Отказ обсуждать прошлое, хотя раньше он настаивал на том, чтобы она рассказала ему всю правду о квартире и о ребенке.
Ник вспоминал также о детстве, когда он, Хэнк и Гейб наводили ужас на Крокетт и красили водонапорную башню.
Неудивительно, что он показался ей совсем другим. Он вспомнил... И не сегодня утром... вчера.
Она сощурила глаза. Как ни абсурдно, но она чувствовала себя ужасно глупой и... такой злой, что хотелось кричать.
— Ник!
