Лия Аштон - Запасной вариант
Какая разница? Съемки заканчиваются через две недели, а потом он вернется в Лос-Анджелес. А Руби… Он даже не знал. В их отношениях нет ничего прочного. И все же он решил попробовать… Попробовал заснуть, как нормальный человек. Рядом с Руби.
Как и следовало ожидать, сон не шел к нему. Но сегодня ему особенно не хотелось принимать таблетки. Он решил, что сегодня все будет по-другому. Почему?
Каждое утро было для него похоже на предыдущие. Единственным исключением стало прошлое воскресенье, когда он проснулся рядом с Руби. И даже тогда все получилось только потому, что она долго спала. Он был почти нормальным. Он надеялся, что постепенно все войдет в норму… Не получилось. Ночью ему приходилось несладко. По утрам еще тяжелее. А днем он должен был напряженно работать. Будет чудо, если ему удастся скрыть, что с ним что-то не так. До сих пор, до сегодняшнего дня, ему удавалось все скрывать даже от Руби.
Вряд ли она приедет к нему завтра вечером… Зачем ей лишние проблемы?
Он распахнул дверь и увидел в свете из ванной женскую фигуру на кровати.
Снотворное уже начало действовать. Он долго разглядывал ее, потом выключил свет. Во мраке лег на свою половину кровати и, не позволяя себе задумываться — таблетки и не позволяли думать, — потянулся к ней.
Руби сразу развернулась к нему.
— Все в порядке, — шепнул он, зарывшись в ее волосы.
— Я хочу, чтобы тебе было хорошо, — сказала она. Ее дыхание щекотало ему грудь.
Потом глаза его закрылись. Перед тем как забыться тяжелым сном, он дал себе слово.
Завтра все будет по-другому. Не потому, что он скрестил пальцы на счастье или приказал себе, а потому, что он только что солгал Руби. Такое больше не повторится.
Я хочу, чтобы ты осталась…
Наконец, он заснул.
Глава 12
Через два дня, в среду, Дев приехал к маме. Позвонив в дверь, он сунул руки в карманы, чтобы никто не видел, как они дрожат. Он боялся.
Он снова нанял частный самолет и всю дорогу не мог успокоиться. Вот и сейчас круто развернулся, глядя на ухоженный сад и на машину, которую он взял напрокат. Заставлял себя глубоко дышать. Что такого, в конце концов? Он приехал к матери, которая любит его, несмотря ни на что…
Звякнула цепочка… повернулась ручка двери.
— Девлин! — воскликнула мама, опять награждая его более широкой улыбкой, чем он заслуживал. Вдруг она осеклась. — Что случилось? — Вид у нее сделался настороженный, и ему захотелось пнуть самого себя. Неужели он может приехать вот так, вдруг, только если что-то случилось? За последние четырнадцать лет — да, наверное.
— Все хорошо.
Она кивнула и распахнула дверь шире:
— Входи, входи же! Я как раз рассматриваю снимки, которые сделали на дне рождения. Так хорошо, что ты приехал!
Он механически кивнул, схватил маму за руку:
— Мама, я хочу поговорить с тобой об отце.
Мамино лицо посуровело, но она еще крепче сжала его пальцы.
— Хорошо… Потому что я хочу кое-что тебе показать.
Накануне Дев отменил их совместный ужин. Подъезжая к его дому, Руби сама не знала, чего ожидать.
Утром во вторник у нее… открылись глаза. Когда прозвонил будильник, Дев продолжал спать, и, только когда она как следует встряхнула его, он наконец проснулся. Правда, ей он явно не обрадовался. Он не хотел, чтобы она видела его таким.
Она почувствовала себя полной идиоткой. Последние кусочки головоломки встали на место. В то утро, несколько недель назад, когда они с Греймом чуть не разнесли парадную дверь, Дев не просто проспал. И не капризничал, считая, что вся группа может подождать его.
С ним что-то серьезное, и она не сразу это заметила. И даже потом, заметив, предпочитала закрывать глаза.
Она боялась сближения и нарочно держала дистанцию. Да, вот именно: она боялась. Но что ей было делать? Впереди у них самое большее две недели. У них нет будущего… Однако она отчаянно хотела ему помочь.
Руби разрывалась пополам. Она так тревожилась за Дева, что у нее болело сердце, но не сомневалась, что скоро они расстанутся навсегда.
Он оставил дверь приоткрытой. Ее каблуки звонко цокали по деревянному полу.
— Дев!
Он отозвался из кухни, поэтому она направилась туда. Он ждал ее за грубым кухонным столом, накрыв на двоих: столовые приборы, бутылка вина и два бокала. Руби заметила рядом с его тарелкой старую записную книжку. Когда Руби вошла, он встал.
— Что тут происходит? — спросила Руби, принюхиваясь. В кастрюле на плите что-то булькало; от нее шел аппетитный аромат.
— Я готовлю, — ответил он и, должно быть заметив недоверчивое выражение ее лица, пояснил: — В самом деле готовлю! Сделал спагетти путтанеска.
Она улыбнулась. Его воодушевление оказалось заразительным.
— Мне повезло!
Он поцеловал ее так, что у Руби захватило дух, и она невольно прижала руку к груди.
— Мне тоже повезло! — улыбнулся Дев.
Он не позволил ей помогать. Руби увидела, что на кухне он действует вполне уверенно. Сев на стул, она стала наблюдать за тем, как он разливает вино. Они обсудили, как прошел съемочный день. Утром всех слегка встревожило небольшое происшествие — Аризона упала с лошади, из-за чего режиссер закатил скандал. Обсудили и славную, прохладную, но солнечную, погоду.
Руби то и дело поглядывала на старую записную книжку. Проследив за ее взглядом, Дев улыбнулся:
— Я собирался все объяснить за едой… но, если хочешь, можешь посмотреть сейчас.
Записная книжка была старой, с потертой коричневой обложкой. В углу Руби увидела выгравированную фамилию Дева. Она провела пальцем по выпуклым буквам, догадываясь, чья перед ней вещь.
— Твоего отца, да?
Дев кивнул, по-прежнему не сводя взгляда с кастрюли, в которой булькал соус.
Первая страница была испещрена цифрами… и следующая тоже. Пролистав книжку, она убедилась, что почти вся она заполнена примерно так же. Отец Дева заносил сюда суммы в долларах. Некоторые исчислялись десятками и даже сотнями миллионов.
— Что это?
Дев поставил на стол тарелки, сел и посмотрел Руби в глаза. Взгляд его был кристально ясным.
— В детстве мне больше всего хотелось, чтобы отец мной гордился… — Голос у него был слегка надтреснутым, и Руби захотелось его обнять, но она инстинктивно поняла, что лучше не стоит.
Дев вздохнул и продолжал:
— Понимаю, это банальность. Мне так и не удалось дождаться его похвалы… и стало казаться, будто мне все равно, что он обо мне думает. Я внушал себе, что хочу стать актером, потому что отцу это не понравится. А ведь в глубине души я знал, что нашел свое призвание! Я надеялся, что когда-нибудь отец меня поймет. — Он вертел в руке вилку, наматывая на нее клубок спагетти. — Но отец не понял. Потом я ушел из дому, и все. Мне было все равно, что отец обо мне думает, больше не ждал от него похвалы и одобрения. Прошли годы… и вот он умер. И я понял, что все мои дурацкие мысли — полная ерунда. Четырнадцать лет я мечтал поговорить с отцом, но…
