Елена Арсеньева - Дамы плаща и кинжала (новеллы)
Поэтому одной ночью все ограничилось.
С Арагоном же пока вообще ничего не удавалось добиться. («Он был очень худой и очень красивый, даже слишком красивый. И это делало его слишком похожим на молодых людей, которых можно было встретить в кафе «Куполь».) Да, в это время эпатажный поэт-сюрреалист вовсю увлекался мальчиками, хотя, строго говоря, был вполне гетеросексуален.
Соперничать Эльзе пришлось бы также с Нанси Кюнар, сумасбродной дочерью богатого английского судовладельца, которая пыталась отбить Арагона у его мальчишек. Поэтому начинающая писательница Триоле сделала шаг вперед и два назад — и затаилась в засаде времени, присматриваясь к объекту и изучая его.
Отец поэта, служивший одно время во французском посольстве в Мадриде, дал внебрачному сыну фамилию по имени испанской провинции — Арагон. Двадцатилетним студентом Луи оказался в окопах Первой мировой войны, и это заставило его возненавидеть тот миропорядок, для установления которого требуются войны. При этом (уже значительно позже, в 1961 году) на вопрос анкеты: «Каким бы я хотел быть?» — Арагон ответил: «Достаточно сильным, чтобы своими руками переделать мир».
Начав писать стихи, Арагон встретил единомышленников — они хотели создать новую, антибуржуазную культуру и начали с разрушения старой. Это были сюрреалисты: Тристан Тцара, Жан Кокто, Андре Бретон, Поль Элюар, Робер Деснос (люди, прославленные и творчеством, и, увы, нетрадиционными пристрастиями).
Как удивительно разошлись потом их пути… Бретон пошел за Троцким, Арагон оказался в сталинистах. Cherchez la femme!
Но это в будущем. А пока стало известно, что Арагон вступил в коммунистическую партию. И спустя некоторое время в Париж спешно приехал Маяковский — Эльза сообщила сестре, что насчет Арагона пора ковать железо, но без Володи это вряд ли удастся сделать.
Гениальный стратегический ход!
4 ноября 1928 года в баре «Куполь», который находится и ныне на бульваре Монпарнас, возле бульвара Распай, к Арагону подошел молодой человек:
— Месье Арагон, поэт Владимир Маяковский приглашает вас к себе за столик.
На другой день новые друзья играли в кости. В бар вошла Эльза Триоле, Маяковский познакомил ее с Арагоном. «Агент влияния» товарищ Триоле приступила к выполнению основного задания своей жизни…
В глубинах глаз твоих, где я блаженство пью,
Все миллиарды звезд купаются, как в море.
Там обретает смерть безвыходное горе,
Там память навсегда я затерял свою.
И если мир сметет кровавая гроза,
И люди вновь зажгут костры в потемках синих,
Мне будет маяком сиять в морских пустынях
Твой, Эльза, дивный взор, твои, мой друг, глаза.
Это стихи Луи Арагона, которые так и называются — «Глаза Эльзы». Ну наконец-то! Сбылась заветная мечта — она стала музой поэта!!!
Боже, до последнего мгновенья…
Сердцем бледным и лишенным сил
Я неотвратимо ощутил,
Став своею собственною тенью.
Что случилось? Все! Я полюбил.
Как еще назвать мое мученье?
Эльза добилась своего. Ее подопечный полюбил ее. Арагон даже начал изучать русский язык! Как иронично замечали его друзья, из-за ревности — чтобы понимать, о чем она говорит с другими.
Жили они непросто. Афишировать русскую зарплату Эльзе было нельзя. Раньше она уверяла, что существует на деньги, которые присылает муж. Но теперь она замужем за другим, и за спину Триоле не спрячешься. А на литературные заработки Арагона едва ли можно было прожить. Ей необходимо было, говоря современным языком, «отмыть» собственную зарплату.
Она всегда была мастерицей и обладала великолепным вкусом — так же, как и Лиля, которая из ситцевых платков шила чудесные платья и носила их так, что русско-французская модельерша Наталья Ламанова приглашала ее демонстрировать свои модели, а Ив Сен-Лоран считал ее одной из самых элегантных женщин на свете. Эльза начала делать ожерелья на продажу — из ракушек, дешевого жемчуга, металлических колец, пуговиц, кусочков отделочной плитки и даже… из наконечников от клизм. Парижанкам понравились необычные и недорогие ожерелья. Арагон помогал, как мог: разносил образцы бижутерии, пытался найти оптовых покупателей. И тут — счастливый случай. Американскому корреспонденту журнала «Vogue» так приглянулись изделия Эльзы, что он рекомендовал их знаменитым домам мод, таким, как «Пуарэ», «Скьяпарелли» и «Шанель».
Популярность «Ожерелий Триоле» оказалась фантастической. Порою Эльзе приходилось ночи напролет сидеть за работой, чтобы в срок выполнить заказы. Она хорошо зарабатывала, стала своей в мире моды. Позднее Эльза Триоле описала это в книге «Ожерелья» — на русском языке.
А вообще-то она работала на французском. Сначала переводила с русского, а затем сама принялась писать свое. И не понимала, почему ее печатают во Франции: потому ли, что она, Эльза Триоле, — талантливая писательница, или потому, что она «бездарная возлюбленная Арагона». Это едкое замечание французских критиков сопровождало ее всю жизнь. И не только это. После многочисленных ее поездок с Арагоном в Советскую Россию французская печать обвинила Эльзу в том, что она — агент чекистов.
Арагон впервые приехал в СССР в тридцатом. Он восхитился строительством ДнепроГЭСа, участвовал в Харьковской международной конференции пролетарских писателей и создал поэму «Красный фронт». В тридцать втором он приехал в СССР снова, на сей раз побывал на Урале и написал книгу «Ура, Урал!». В 1934-м он выступил с приветствием на Первом съезде советских писателей, а в 1935-м в Париже вышла его книга «За социалистический реализм». И постоянно при нем была Эльза… даже когда он приехал повидать Горького — и угодил на его похороны. Французы обвиняли ее в жажде славы и холодном расчете по отношению к талантливому Арагону, ненавидели за ее влияние на писателя, говорили, что она манипулирует молодым поэтом, превратившимся в дальнейшем в автора романа-эпопеи «Коммунисты».
Однако пока что мы еще в 1928 году. До всего этого еще далеко. Пока что идет большая игра, ставками в которой — два замечательных поэта.
Во время наездов Маяковского во Францию Эльза по-прежнему была его переводчицей и гидом. Как замечал Маяковский, он говорил в Париже исключительно «на языке Триоле». То есть она была с ним постоянно. И именно на ее глазах произошла роковая встреча Маяковского с Татьяной Яковлевой.
Ты не думай, щурясь просто из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй, и это оскорбление на общий счет нанижем.
Я все равно тебя когда-нибудь возьму — одну или вдвоем с Парижем.
Стихотворение называется «Письмо Татьяне Яковлевой», и оно написано вскоре после их знакомства 25 октября 1928 года. Маяковский только что вернулся из Ниццы, где встречался с американкой русского происхождения Элли Джонс (девичья ее фамилия Алексеева), матерью его маленькой дочери, родившейся в Нью-Йорке в 1926 году.
