Агата Мур - Злюка
— Это тебя Чайна расстроила?
Неужели она настолько не умеет скрывать свои чувства? А ведь Джессика была уверена, что может владеть собой.
— Сразу видно, что ты ей очень небезразличен.
— Когда-то у нас с ней была любовь. И мы даже собирались пожениться. Нам тогда было по двадцать лет. Я был начинающим амбициозным художником и рьяно сопротивлялся всем попыткам отца привлечь меня к большому бизнесу. Я на два года уехал в Европу. Без гроша в кармане. А Чайна ехать не захотела. Сказала, что жить нам не на что и что это не жизнь. — Николас пожал плечами. — Мы поссорились. Я, как говорится, ушел, хлопнув дверью. А она вышла замуж за другого.
Джессика испытующе смотрела на него.
— И теперь вы с ней просто хорошие друзья.
Николас улыбнулся, почувствовав недоверчивую настороженность в ее голосе.
— Чайна знает, что у нас с ней не может быть ничего иного.
Он что, пытался ее успокоить? Убедить, что для ревности нет причин? Но сама мысль о том, что он возбуждает другую женщину до состояния полного самозабвения и доводит ее до вершин блаженства, приводила Джессику до бешенства. Почему-то ей это было очень неприятно.
— Уже поздно, — она все же открыла дверцу и вышла из машины.
Николас вышел следом, подошел к Джессике и взял ее за руку.
— Николас…
— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я ушел, и я уйду.
Джессика едва не сказала ему: да, уходи, но потом вспомнила, как это хорошо — засыпать в его объятиях, зная, что, когда ты проснешься, он будет рядом.
Искушение было слишком велико. Джессика уже не раз ловила себя на том, что слишком осторожничает. Может быть, уже хватит бояться? Почему бы ей просто не принять то, что есть у нее с Николасом, не задумываясь о том, к чему все это может привести и чем закончиться. Надо жить настоящим и не бояться того, что может случиться в будущем. Вот когда что-то действительно случится, тогда и будет время об этом задуматься. А сейчас надо просто жить и делать так, как тебе хочется. Сейчас Джессике хотелось быть с ним.
— Оставайся, — сказала она. — Но с одним условием: завтрак будешь готовить ты.
Николас лишь кивнул и отошел закрыть машину.
Они поднимались на лифте в полном молчании.
Джессика не могла понять, почему так волнуется. Уже давно не испытывала она подобного возбуждения, не чувствовала себя такой живой и настоящей.
Когда они вошли в квартиру, она первым делом сбросила туфли. Потом прошла в кухню.
— Хочешь кофе?
Николас снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку кресла в гостиной и вошел в кухню следом за Джессикой.
— Да, пожалуйста. Черный, с одной ложкой сахара.
Джессика достала из буфета две чашки и поставила их на блюдца. Почему-то она чувствовала себя ужасно неуклюжей. Может быть, потому, что Николас пристально наблюдал за каждым ее движением.
Надо было о чем-то говорить. Но Джессика не знала, как начать разговор. Наконец она заговорила о театре. Оказалось, что Николас тоже любит театр и часто ходит на спектакли. Так что у них нашлась тема, интересная для обоих.
Когда они допили кофе, Николас встал и протянул Джессике руку.
— Выключи свет, и давай смотреть на город. Я люблю смотреть на ночной город.
Он приобнял ее за плечи и подвел к огромному — от пола до потолка — окну. Они молча стояли обнявшись и глядя на город в сиянии огней. А потом Николас развернул Джессику лицом к себе и приник губами к ее губам.
Это был восхитительный поцелуй — нежный, чарующий, завораживающий. Истинный пир сладострастия. Джессике казалось, что ее накрыло жаркой волной желания. Она уже не могла себя сдерживать. С тихим стоном она прильнула к нему всем телом. Он подхватил ее на руки и отнес в спальню.
Джессика сама расстегнула его рубашку, причем ее руки дрожали от нетерпения. Потом она расстегнула пояс у него на брюках… Ей хотелось почувствовать его всего, прижаться к его обнаженной коже — чтобы между ними не было вообще никаких преград. Она не заметила, как разделась сама. Или это Николас раздел ее? Впрочем, какая разница. Бархатное платье упало на пол. Куда делось белье, Джессика так и не поняла.
Но уже в следующий миг они упали на кровать. Николас протянул руку и включил лампу на прикроватном столике. Джессика протестующе хмыкнула и хотела было погасить свет, но он удержал ее руку.
— Хочу тебя видеть. И хочу, чтобы ты меня видела.
Джессика обычно стеснялась заниматься любовью при свете, но сейчас ей было уже все равно. Сейчас имело значение только одно: они с Николасом вместе. Он принялся гладить ее бедра. Каждое его движение было исполнено лихорадочной, нетерпеливой горячности. Он тоже не мог уже себя сдерживать. Он желал эту женщину безумно, отчаянно, слепо. Он вошел в нее так, словно бросился в омут — в ослепительную глубину, что сулила не гибель, а неземное блаженство. Тела их двигались в едином ритме. И вот уже не осталось вообще ничего, кроме этого извечного ритма, что становился все жестче, все яростней… Потом была вспышка, подобная взрыву сверхновой звезды, а следом — сладостное изнеможение и восхитительная усталость.
Джессика не сразу пришла в себя. Она не знала, кто она, где она, что с ней, будто оказалась в другой реальности — незнакомой и странной, но донельзя прекрасной. Она еще долго не могла отдышаться и лежала, обессиленная, умиротворенная, у Николаса на груди. Сердце ее билось так, что казалось, сейчас оно выскочит из груди.
Господи Боже, она и представить себе не могла, что можно до такой степени раствориться в вихре любовных утех. Она не знала, что так бывает.
Но вместе с восторгом пришел и страх. Теперь, когда Джессика поняла, что для нее значит этот мужчина, ей стало страшно. У нее было чувство, что теперь, когда она знает, какое блаженство он может ей подарить, она просто не сможет без него жить. И еще она всегда будет бояться его потерять, потому что, потеряв его, она потеряет и себя.
— Открой глаза, — прошептал Николас.
Он ласково гладил ее по лицу, но в его голосе, пусть мягком и ласковом, слышались повелительные нотки. Джессика не знала, хочется ли ей повиноваться ему, потому что, как только она откроет глаза, сказка превратится в реальность.
И тогда — рано или поздно — ей придется решать, как сделать так, чтобы этот мужчина… Она и сама не знала, чего ей больше хочется. Чтобы он остался с ней навсегда? Чтобы, наоборот, исчез из ее жизни и прекратил терзать ее чувства? В любом случае, придется признать, что между ними действительно происходит что-то очень серьезное.
— Скажи мне, что ты чувствуешь?
Джессика не могла найти слов, чтобы хотя бы приблизительно описать ту эйфорию, которой сейчас охвачены ее тело и душа. С чего начать? Да и что вообще говорить? Что все ее тело превратилось в единый обнаженный нерв, который трепещет при одном только прикосновении Николаса? Что оно поет у него в объятиях, словно скрипка в умелых руках маэстро? Как описать то восхитительное состояние, когда твой разум сливается с телом и переполняется жизнью, невообразимой свободой и радостью? И еще ее душа так чувствует, так знает его душу, будто они уже были вместе — когда-то давным-давно, может быть, в другой жизни.
![Ноэл Кауард - Рисунок жизни [=Планы на жизнь]](/uploads/posts/books/228880/228880.jpg)
