Беатрис Клейтон - Счастье возможно
— Нет… — почти застонала Лаура, чувствуя, как горячая волна прокатывается по всему телу.
— О, да, моя маленькая, — нежно продолжал он, не сводя глаз с ее вспыхнувшего лица. — Ты не создана для аскезы и умерщвления плоти. И прекрасно отдаешь себе в этом отчет. — Он поднял руку и тыльной стороной ладони легонько провел по ее щеке, усиливая действие парализующих чар.
— Прошлой ночью, — одними губами произнесла Лаура, — ты говорил…
— Той ночью мы были слишком утомлены, а ты предпочитала противиться правде. — Его глуховатый мурлыкающий голос удивительно приятно щекотал слух. — Можешь ненавидеть себя за это, но, правда проста. Ты так же мечтаешь отдаться мне, как я — овладеть тобой.
Глаза Лауры нарочито выражали несогласие, но влажное тепло губ Джесса, прикоснувшихся к мочке уха, отключило в ней что-то еще, лишив дара речи. Она смогла издать лишь слабый стон, когда от места первого поцелуя вниз, по направлению к ключицам, пролегла цепочка таких же волшебных прикосновений.
Затем чувство стыда и унижения, в который раз наполнило ее, заставив одеревенеть все тело. Как она может отвечать на эгоистичные ласки Джесса, зная, что единственной его целью было утолить с ее помощью сексуальный голод, что его сердце по-прежнему принадлежит Элен де Буи.
Господи, где же выход из этого жуткого тупика? Тот давний идеал, который отнюдь не оказался поверженным идолом, незаметно привнес в душу куда более серьезное чувство. С упавшим сердцем Лаура поняла, что самообману приходит конец. Былая влюбленность переросла в любовь.
Принимая ее молчание за вынужденное согласие, Джесс явно не собирался останавливаться на достигнутом. С ненасытной жадностью он вновь овладел ее губами. В этом поцелуе была требовательная страстность. И что-то еще, напоминающее злость, обреченно подумала она. Но сопротивляться Лаура уже не пыталась.
Его пальцы с обольстительным проворством взбежали по ее спине, отточенными движениями расправляясь с застежками бюстгальтера, чтобы затем, сложившись в живые чашечки, вернуться к груди. Со счастливым вздохом Джесс принял в ладони это сокровище, упоенно лаская источающие сладострастие соски.
Затем, прежде чем Лаура догадалась о его намерениях, он одним движением окончательно избавил ее от блузки, осыпая беспрерывными поцелуями плечи, грудь, живот.
Последние проблески сознания катастрофически исчезали. Вцепившись руками в его плечи, она призывно изогнулась, влекомая всепоглощающей жаждой соития. Ничто из того, что Лаура читала, слышала или пережила до этого, не подготовило ее к пугающему пароксизму собственного возбуждения, ничто не предупредило о боли, неумолимо разливавшейся по телу.
Он оказался прав. Даже зная, что душа его отравлена предательством Элен, что его сердце не свободно, а все, что ему нужно — это ненадолго удовлетворить распаленную страсть, она постыдно хотела его, как никогда не хотела ни одного мужчину в своей жизни.
Время стянулось в точку. А ее языческий кумир, ее любимый вырос до размеров вселенной, заполнив своими прикосновениями, запахом, древними инстинктами охотника-мужчины все каналы восприятия. Он вновь опустил Лауру на их импровизированное лесное ложе, но на этот раз так бережно, что последние очаги сопротивления, которые могли еще тлеть в ее душе, были бы затоплены ласковой волной. Умолкло еще недавно неотступное сознание греховности происходящего. От мучительных терзаний сейчас не оставалось и следа!
Он мог бы взять ее прямо здесь, вдохнуть жизнь в их брак в этой волшебной роще, окутанной томными благовониями, под аккомпанемент невидимого оркестра цикад, и Лаура была бы благодарным партнером. Не только на эти мгновения, наполненные лихорадочным трепетом. На всю жизнь.
Мелодичный звон колокольчиков, сопровождаемый смутно знакомыми звуками, настиг их секунду спустя.
— Кто-то идет! — Лаура панически забилась в его объятиях, пытаясь на ощупь обнаружить хотя бы первостепенные детали своего скромного наряда. Спокойствие начало возвращаться только тогда, когда Джесс неохотно откатился в сторону, перекинув ей злополучную блузку.
— Это, должно быть, туристы, — дрожащим голоском произнесла Лаура, пытаясь взять себя в руки. Какой невообразимый позор, если бы кто-нибудь обнаружил их в лесу, в объятиях друг друга или в еще более компрометирующем положении! Ее словно обдало кипятком при мысли, какое зрелище мог застать случайный прохожий, если бы появился здесь на пару минут позднее.
— Овцы! — Джесс выразительно кашлянул. На его потемневшем лице отразились неописуемая досада и разочарование. — Это же просто несколько отбившихся от стада овец. Ну, ты даешь… — Он пробормотал что-то невнятное. — Итак, судьбе было угодно, чтобы моя едва начавшая складываться интимная жизнь была принесена в жертву овцам! Ты с ними что, сговорилась?
— Не иначе, ягненок возвращает старый долг, — предположила Лаура, приподнимаясь с земли и чувствуя, что колдовское оцепенение проходит. Она тряслась как осиновый лист, неглубоко и часто дыша, в то время, как все тело заполняла невыносимая пустота, ничего общего не имевшая с обычным голодом.
Странно, но ощущалось удовлетворение тем, что, если придавать значение внешнему виду, Джессу было сейчас хуже, чем ей. Глаза ее стрельнули к тому месту, где он как раз запихивал футболку за пояс джинсов, и поспешно вернулись к разглядыванию его сердитой мины.
— Спасла же я того ягненочка от судьбы горшей, чем сама смерть, и теперь собратья платят мне взаимностью. — Негнущимися пальцами она приводила в порядок одежду. По ком звонит колокольчик? — с неврастеническим юмором подумала Лаура и закусила губки, чтобы не рассмеяться вслух.
— Нечего было паниковать. — Джесс исподлобья воззрился на разрумянившуюся супругу. — Корсиканские барашки диковато выглядят на твой английский вкус, но тебе-то точно бояться было нечего.
— Возможно, — сухо признала она, чувствуя, что пульс приходит в норму, и наполняясь глубокой благодарностью, что ее бездумная капитуляция не принята. — Но ведь, где овцы, там обычно и пастухи, а, если верить тебе, эти могут быть очень опасны, если заведутся!
— Ну, не пастуха же я так старался завести, — резонно возразил Джесс. — А потом, еще с тех легендарных времен они хватаются за нож, только если под угрозой честь фамильной юбки. Можешь быть уверена, что голубоглазым блондинкам с сомнительной родословной разрешается тут резвиться где угодно и с кем угодно. Но ты совершенно права. Я тоже не терплю свидетелей в таких делах. Думаю, мы сможем с большей пользой обсудить наши планы на будущее, когда вернемся домой.
