Элла Уорнер - Долгие раздумья
Дикси залюбовалась малышом и не заметила, как к ней подошла Минерва и тронула за локоть.
— Найдется минутка, Дикси?
— Да, конечно.
— Нам надо поговорить. Если ты, конечно, можешь на минутку оторваться от игры в счастливую семью… — добавила она с иронической улыбкой.
Дикси почувствовала, что Минерва ждет от нее ответной резкости или язвительного словца, и, решив не поддаваться на провокацию, широко улыбнулась.
— Мне бы не мешало подышать свежим воздухом. Пойдем?
Минерва расслабилась.
— Спасибо, Дикси! Глоток воздуха и мне не повредит.
Они направились во дворик, Минерва прихватила с собой два бокала — с апельсиновым соком и с шампанским.
— Здоровый напиток для тебя и спиртное для меня, — с деланной веселостью сказала она, протягивая Дикси сок.
Зачем Минерве понадобилось спиртное? — удивилась Дикси, но бокал с соком взяла и поблагодарила сестру за заботу. Она пока не пила ни грамма алкоголя, потому что кормила сына грудью.
Они сели на приглянувшуюся скамейку. Дикси остро чувствовала напряжение старшей сестры. Минерва, еще немного полюбовавшись видом, наконец приступила к главному.
— Я обязана перед тобой извиниться. Знаешь, я вела себя как свинья. Прости меня. Ты оказалась более права, чем любая из нас. И Феликс тоже. Меня немного оправдывает только общее взвинченное состояние.
Дикси глубоко вздохнула. Минерва касалась взрывоопасной темы. Мягко, насколько возможно, Дикси произнесла:
— Надеюсь, теперь тебе лучше…
— Да. Я чувствую себя человеком. И, знаешь, я решила теперь, когда папочка не запирает меня на замок, заняться карьерой.
— Что ты надумала?
— Юриспруденция. Вот где я могу показать свои зубки! Я люблю власть. Потому-то я и стремилась заполучить Феликса — мне казалось, что мы с ним отличная пара. Но так, как сложилось, даже лучше. Теперь я всего добьюсь самостоятельно. И незачем использовать для своих целей мужчин.
Права мама: Минерва — достойная дочь своего отца! — подумала Дикси.
— Дикси, Феликс выбрал тебя, и это хорошо. Вы освободили нас, как ты выразилась на своей свадьбе. Сделать выбор без страха… Так ведь ты тогда советовала? Феликс не выбрал одну из нас… Что ж, он, наверное, не мог выбрать кого-то, кроме тебя…
— Да, — не моргнув глазом подтвердила Дикси.
— Любовь! — как всегда категорично заключила сестра. — Как вам удалось? Вы, наверное, очень старались?
— Ты все правильно прочувствовала, Минерва.
Та кивнула.
— Ясно и дураку. Понаблюдай за вами — просто сладкая парочка. Куда Феликс убирает зубки и жало? Господи! Дай мне шанс научиться жить так же! Ведь есть же что-то хорошее и во мне? Можно мне иногда навещать бэби? — На ее лице появилась смущенная улыбка.
— Мы всегда рады тебе, Минерва! Сестра с явным облегчением перевела дух.
— Спасибо тебе, Дикси! И спасибо вам обоим! Нет, всем троим! Ребенок чудесен. Феликс уже выбрал ему имя?
— Нет, Минерва. Я думаю, назовем его Ланселотом.
— Ланселот! А что, хорошее имя… Самый прославленный, самый красивый и храбрый рыцарь Круглого стола!
Дикси засмеялась.
— Моему сыну необязательно стяжать всемирную славу. Пусть лучше будет счастлив.
— Будь уверена, сестренка, у этого мальчишки есть по крайней мере одна тетка, просто жаждущая осчастливить его!
Дикси невольно залюбовалась Минервой. Она и не подозревала, что сестра любит детей.
— Не помешаю?
Молодые женщины дружно обернулись и совершенно одинаково улыбнулись, чем развеселили подошедшую к ним Харриетт.
— О чем вы тут шушукаетесь? — с деланной строгостью спросила Харриетт.
— О прошлом, — ответила Минерва.
— О будущем, — одновременно с ней сказала Дикси.
— Здорово, — похвалила Харриетт. — Дикси, я все хочу спросить тебя про эти вазочки… Твоя работа?
— Да. Но это пока не все. Их будет больше.
— Мама рассказывала, ты занимаешься керамикой? У тебя, дорогая, очень необычный подход к форме и цвету.
— Спасибо, — поблагодарила Дикси, безмерно удивленная искренней похвалой сестры. — Я никогда не думала, что на такое способна.
Харриетт будто завороженная смотрела на одну из садовых ваз.
— Если тебя интересует мнение искусствоведов о твоих работах — я организую. Хочешь?
Полно, Харриетт ли это? — ошарашенно подумала Дикси. Еще никто и никогда не слышал от нее доброго слова.
— Как это мило с твоей стороны, Харриетт! — Она искренне была признательна сестре за проявление заботы.
— Что ты задумала, Харриетт? — спросила Минерва.
— Видишь ли, я планирую купить магазин подарков. Теперь я могу себе позволить столь дорогостоящую игрушку. Думаю, стоит выставить на продажу работы Дикси. Если, конечно, ты не против, дорогая. Заработаем, сестричка?
— По рукам! — с готовностью отозвалась Дикси.
— Ты была несносным ребенком, Дикси. И Феликса ты у меня зря отбила. Я ведь бредила им. И теперь не понимаю, как это Феликс попал в рабство к женщине и ребенку…
Договорить они не успели. Раздался громкий детский плач. В патио появился Феликс с малышом на руках. Он строил сыну уморительные гримасы, но ребенок вопил все громче.
— Время кормить, — обрадовалась Дикси.
— Это единственное искусство, которым я не овладел! — пошутил Феликс, обращаясь к Минерве и Харриетт.
Мальчик немедленно успокоился и даже начал причмокивать на руках у Дикси.
— Запах молока, — авторитетно объяснил молодой отец, — он радуется молоку.
Сестры забросали Феликса вопросами об его отцовских обязанностях. Обе впервые видели Феликса в роли папаши, к тому же счастливого папаши.
Дикси извинилась перед Минервой и Харриетт, унося ребенка в детскую.
Детскую Дикси устроила в самом дальнем крыле дома. Тихая светлая комната как нельзя лучше подходила для маленького Ланселота.
Дверь приоткрылась, и в комнатку заглянула Фредерика.
— Мама? Надоела вечеринка?
— Конечно нет, что ты! Я хотела посмотреть, как кормят моего внука. Не возражаешь?
— Нет, конечно. Но сначала нам надо…
— Сменить пеленку?
— Точно!
Дикси раздела малыша, и Фредерика увидела розовенькую попку внука. И не только попку. Она чуть не заплакала от умиления. Сколько раз в жизни ей приходилось менять пеленки младенцам, но то были девочки. И пеленки — розового цвета. Переодевание мальчика показалось Фредерике наслаждением.
Но голубая ваза, стоявшая на белом постаменте, оторвала внимание Фредерики от внука.
— Дикси, дорогая! — взмолилась она. — Не продавай ее!
