Мой кошмарный принц (СИ) - Волконская Оксана

Ася в задумчивости остановилась перед полотном с осенним лесом. Листья только-только покрывались багряным светом, кое-где то и дело проглядывала зелень. Ранняя осень, едва вступивший в свои права сентябрь. Так, как сейчас. Новый сезон. То ли пора увядания, то ли новой жизни. Может, так и в ее судьбе?

— Нравится? — Стас тут же оказался у нее за спиной и словно ненароком положил руки ей на плечи. Еще суток не прошло с того момента, как Ася все-таки согласилась на то, чтобы попробовать. Вот только парень пользовался этим сполна. Нет, он не наглел, не пресекал личное пространство. Но Строганова уже заметила, что Стасу необходимы тактильные ощущения — он то и дело ее касался. Вроде бы случайно, естественно, вот только каждое прикосновение было сродни удару током. И ей это, как ни странно, было по душе.

— Завораживает, — кивнула девушка, слегка откидываясь назад. Белозеров, четко уловив ее движение, приобнял и прижал к себе. — Знаешь, как в сказке.

— Или как у Пушкина, — улыбнулся он и процитировал. — Унылая пора, очей очарованье.

— А я не люблю Пушкина, — немного смущенно призналась девушка. Ей почему-то даже немного казалось, что в России не любить великого поэта — все равно, что совершить преступление против литературы. — Меня его стихи не очень цепляют, если честно.

— А чьи «цепляют»? — Белозеров воспользовался возможностью чуть лучше узнать собственную девушку. Почему-то этот статус до сих пор им не осознавался. Кажется, мгновенье — взмахнет его феечка крылышками и улетит. И даже не вспомнит, кто он такой.

— Ахматова, Цветаева, Алексей Толстой, — перечислила Ася. — Вообще, мне акмеизм ближе. Футуристов вроде Маяковского не люблю.

— А я Есенина люблю, — признался Стас. — И Достоевского. С возрастом он как-то переосмысляется.

— С возрастом многое переосмысляется, — согласилась Ася и слегка тряхнула головой, вырываясь из плена собственных воспоминаний. Как-то она слегка позабыла, что у них здесь была определенная цель, а не только любование «великим и прекрасным».

Но что делать и как выяснить хоть что-то? Сейчас Ася как никогда понимала, почему отец с Родионом так спокойно разрешили им поехать в галерею. По сути, ничего важного они бы все равно узнать здесь не могли.

— Стас, — в задумчивости протянула Ася и с надеждой на него посмотрела. — А скажи-ка мне, у тебя есть хоть какой-нибудь план? Что мы тут вообще пытаемся узнать? И как?

Кажется, вопрос поставил в тупик не только ее. Белозеров на секунду подзавис, пытаясь сообразить, что же делать. Когда он вчера рвался в галерею, то даже не думал, что и как искать. По факту, он больше искал способ побыть вместе с Асей. Но не выглядеть же дебилом в глазах девушки?

— Ааа…ну… — глубокомысленно изрек Стас. Потом понял, что тут его имидж явно пострадает и призвал на помощь весь свой актерский талант и выдал. — Я предлагаю сейчас обойти все залы, а разузнать, где кабинет директора, попытаться пробиться к ней по какому-нибудь поводу. Хотя бы посмотреть на нее.

— Повод… — пробормотала себе под нос Ася и вдруг лучезарно улыбнулась. — Есть повод!

В подтверждение своих слов она даже пальцами щелкнула, осененная идеей.

— И какой же? — заинтересовался Стас, которому в голову ни одной внятной мысли не приходило.

— Попытаться договориться о выставке в галерее, — как само собой разумеющееся сообщила Строганова, у которой наконец-то выстроился в голове четкий план. Когда знаешь, что делать, жить становится как-то намного проще. Даже если тебе известно все всего лишь на один ход вперед.

— Чьей? Я не художник, ты тоже, насколько мне известно, нет. Хочешь выдумать кого-то? Немного рискованно, — рассуждал Стас, идя следом за вполне уверенной в своих действиях девушкой.

— Я — нет, но у меня есть Ритка, — радостно улыбнулась Ася. — Ты когда-нибудь слышал о Маргарите Вишняковой?

И неважно, что Маргошка уже пару лет как стала Левицкой. В городе девушка прославилась именно под своей девичьей фамилией. Ее талант, безупречное чувство цвета и особое видение мира просто не могли остаться незамеченными в мире искусства. Тем более, что Глеб — давний друг Аси и муж Марго — сделал все, чтобы его любимая была счастлива. И пусть у нее особо и не сложилось с юридической сферой, в которой девушка и получила образование, зато на художественном поприще Маргарита явно нашла себя.

— Слышал, конечно, — кивнул Станислав, вспоминая несколько работ, виденные когда-то. — А что, ты ее знаешь? Она согласится прикрыть, в случае чего?

— Естественно, — довольно улыбнулась Ася. — Кстати, надо с ней побеседовать, может, слышала что. И еще с кое-кем.

Вот сейчас она как никогда ощущала себя полнейшей балбеской. И как она раньше не подумала об этом? Когда у тебя пусть даже не в друзьях, но в приятельницах есть знакомые художница и искусствовед, грех ведь этим не воспользоваться?

Бегло оглядев галерею, парочка решительно направилась в сторону кабинета директрисы. Ася уже подняла было руку, чтобы постучать, но замерла, услышав разговор между присутствующими.

— Что…?! — дернулся было спросить Стас, но ему просто и незатейливо заткнули рот ладошкой, чтобы не шумел. И очень выразительно посмотрели. Так выразительно, что Белозеров сам отступил на два шага, чтобы постоять на стреме. А Ася тем временем вслушивалась в происходящий разговор. Видимо, в этом деле у нее миссия была такая — подслушивать. Любопытство сгубило не одну кошку, но Строганова надеялась, что она к семейству кошачьих не относится.

— Аня, я так больше не могу, — тихо проговорил женский голос, который, наверняка, привык повелевать, вот только сейчас в нем слышались нотки, граничащие с истерикой. — Я все время сижу и боюсь, что завтра придут за мной. Или полиция, или… Другие, — последние слова прозвучали буквально на грани слышимости. — И зачем я только во все это ввязалась?

Ее собеседница помолчала пару мгновений, видимо, собираясь с мыслями и собираясь апеллировать аргументами и, наконец, весьма жестко заметила.

— Оля, ты прекрасно помнишь, по какой причине ты это ввязалась. Да, это был нелегкий выбор, но это ТВОЙ выбор. Более того, я вообще считаю, что особого выбора у тебя не было. Я бы первая перестала тебя уважать, поступи ты иначе.

— Когда ты говоришь, вроде все так просто, — довольно саркастически заметила директриса — Ольга Николаевна Бубнова (как значилось на золотистой табличке на двери). — Это ведь не ты теперь преступница. Меня вроде как отмазали — господи, слово-то какое жуткое, будто я уголовник со стажем, а не искусствовед. Я вроде и ни при чем, крайних нашли. А все равно не боязно. Каждый день, боюсь.

— В первую очередь — ты мать, — видимо, Анна не считала, что жалость — лучший способ преодолеть страхи. Она явно предпочитала жесткость и шоковую терапию. — Будь любезна помнить об этом. И о том, что благодаря тому, что ты сделала, Мите стало лучше.

— Ты ж знаешь, что этого мало, — в голосе Ольги Николаевны слышались слезы, она даже всхлипнула.

— А ты знаешь, что нужно делать, чтобы это исправить. Оля, давай начистоту, мы прекрасно знаем, что ты меня сюда позвала для так называемого «пинка». Что сама ты не решишься. У тебя есть возможности, чтобы все исправить. Так прекрати трястись и действуй. Страшно? Да. Противозаконно? Еще как. Но ТВОЙ РЕБЕНОК этого стоит? Если да, то о чем тут вообще может идти речь?

Голос Анны звенел, судя по всему, она сама волновалась, но всеми силами старалась казаться уверенной и передать эту уверенность подруге. Показать, что ей есть ради чего бороться. Что она делает все не зря. Не просто так рискует собой…

— Сама по себе галерея никогда не принесет столько дохода, — упавшим голосом сказала Ольга Николаевна. — И продать ее в ближайшие несколько лет я ее тоже не могу по завещанию, ты прекрасно знаешь. А в кредите мне отказали.

Женщина явно пыталась найти пути отступления и не находила их. Как говорится, отступать некуда — позади Москва. И, если шаг в пропасть уже сделан, есть ли смысл вообще останавливаться?