Уинифред Леннокс - Вся ночь — полет
Эта страница прошлого затягивалась туманом, все более густым и плотным. Таким же туманом подергивалась и ее личная жизнь — иногда Шейле казалось, что она старается вытащить из него сына Эдвина, заново вылепить его образ, основываясь на собственных домыслах, а не на реальных знаниях.
Что Шейла о нем знала? Она уезжала из дома в половине седьмого утра, возвращалась после десяти вечера. Какая странная была жизнь, думала она сейчас. Смерть сына — не наказание ли за бесконечную суету? Может ли служить оправданием этой круговерти солидный счет в банке, роскошный дом и отчим, которого она нашла своему сыну? Все это должно было поддержать Эдвина в жизни и ввести в определенный круг людей.
А он взмыл над каньоном и улетел от нее.
Солнце уже зашло, когда Шейла, сидя на веранде, услышала рокот мотора. Это Питер вернулся из Фортуны на своем любимце — старом «виллисе», который перебрал по винтику уже несколько раз. Когда Шейла спрашивала, почему бы ему не отправить эту рухлядь на свалку и не взять хотя бы джип дяди, который стоит в гараже и пахнет до сих пор смазкой, он трясет головой так неистово, что Шейле делается не по себе. Если голова оторвется, то никто, кроме нее, Шейлы, не будет виноват.
— Это машина моей покойной жены, — терпеливо повторял он всякий раз, когда Шейла приставала с расспросами. — А ей она досталась от отца, который в дочери души не чаял. Но, — Питер делал паузу, — отдал ее мне. Ты понимаешь?
Шейла пожимала плечами: сравнивать любовь отца к ребенку и взрослого мужчины к машине?..
Шейла отодвинула каталог минувшего птичьего аукциона в Техасе. Перелистав его и сравнив своих питомцев с теми, что на снимках, Шейла осталась довольна. Лучше Сокола Эдвина нет ни одного.
Шейла спустилась вниз.
Питер уже вкатил в ворота. На самом деле, подумала Шейла, он прав. Такой «виллис» поискать. На аукционе старинных автомобилей от покупателей не было бы отбою.
— Ну как? — спросила она. — Привез мне что-нибудь?
— Да, Шейла. Вот бумаги из Парижа и что-то еще.
Шейла протянула руку и взяла конверт. Официальный конверт из официального учреждения.
Глава восемнадцатая
Блузка с картинками
— Ты можешь выяснить все о владельцах соколов в ближайшем окружении? — Алекс привстал над Синди, которая лежала на его старых листах с рисунками и блаженно улыбалась.
А что мне оставалось делать? — отвечала она на собственные упреки, так вышло, я вовсе не собиралась заниматься сексом, когда шла сюда.
Да неужели? — спрашивал насмешливый голосок. Потому ты и надела свои самые потрясающие стринги под длинную мексиканскую юбку? И кружевной лифчик, который открывает больше, чем закрывает, и не мешает увидеть все через тончайшую белую ткань блузки. Эта блузка кончается выше пупка, он даже не прикрыт. Кстати, он у нее очень хорошенький, 144 в него стоило бы вдеть колечко, как сейчас модно, если бы любая боль не была для Синди невыносимой.
Алекс так разбушевался от огорчения, испортив рисунки, что, кроме как своим телом, она не знала, чем его успокоить. А успокоить надо было непременно, потому что в противном случае никакого разговора о деле не получилось бы. Синди называла это переводом агрессивной энергии в сексуальную.
Удалось, похвалила она себя. Он хорош, как прежде. Эти тугие ягодицы, которые сейчас белеют на темном фоне задранной юбки, ей хорошо знакомы. Даже растяжки на талии — Алекс, видимо, пытался худеть. В угоду кому-то? — с внезапной и беспричинной ревностью спросила она себя.
Синди до сих пор верила, что женщина и мужчина узнают друг друга по запаху — если с ними все в порядке и природное обоняние ничем не испорчено. Вот если оно нарушено, то они могут спать со всеми подряд, химия не работает. Но у нее с этим все в порядке, Алекса она почуяла еще в школе. Впрочем, его брата тоже…
— Обо всех владельцах соколов? — переспросила Синди. — Конечно. Хотя это нелегко. — Она облизала губы и приоткрыла рот, словно ей не хватало воздуху.
— Я тебя придавил?
Алекс положил указательный палец на ее губы. Она высунула язык и провела им по пальцу Алекса.
— Н-нет. Ты меня… возбудил.
Он засмеялся.
— Я заметил. Как только ты вошла ко мне в комнату.
— Правда? — Синди снова раздвинула губы. — Не может быть. Потому что…
— Поэтому ты пришла ко мне вот в этих потрясающих трусиках, которые и снимать-то незачем. — Он потянулся к ее ягодицам и провел по ним горячими влажными ладонями. — Ну вот, эту тряпочку даже и не найдешь… — Синди захихикала. — Когда ты вошла, — игриво продолжал Алекс, — я увидел через блузку сама знаешь что.
— У тебя зрение не хуже, чем у сокола.
— Ага, а ты, стало быть, бедная курочка.
Синди снова захихикала.
— Ты на меня накинулся…
— Вот как? А я думал, ты на меня…
— Я к тебе просто кинулась. Чтобы помочь. Успокоить…
Алекс засмеялся и стиснул одну грудь Синди.
— Может, и петушок Алена тоже сам кинулся к соколу. Утешить… А мы хотим защитить его от жестокого хищника?
— Теперь об этом уже не узнать. — Синди нарочито тяжело вздохнула. — А… вторую?
— Ты о чем? — Алекс сощурился.
— Вторую… приласкать. — Она приподняла плечо, подставляя Алексу вторую грудь. — Она ревнует. — Синди капризно сморщила губы.
Алекс хрипло засмеялся.
— Синди, ты не меняешься. Ты как будто все та же малышка, с которой ужасно жарко было в кустах жимолости даже поздней осенью.
Она тихо застонала и откинула голову.
— Ох, Алекс, как хорошо. Еще, еще… — Синди выгнулась ему навстречу, ее живот уперся в его живот, она начала медленно двигаться, приглашая и его.
— Ты, дорогуша, готова была еще днем, — бормотал Алекс ей в ухо, — когда я только приехал. Я знаю. Я заметил, как и куда ты смотрела.
— Но я не виновата, что глаза сами ищут главное, что есть в мужчине. — Синди тихо засмеялась.
Он положил ей руку на лоб и отодвинул мелкие кудряшки назад.
— Ты уже родилась сексапильной, правда? Ты родилась, чтобы соблазнять мальчишек вроде нас с братом, да?
Алекс распалился, Синди и раньше быстро заводила его, поэтому, если честно, то всякий раз, направляясь в старый семейный дом, который теперь принадлежал брату, Алекс рассчитывал наиграться с Синди.
— Почему ты не выходишь замуж, Синди? — спросил он таким тоном, будто не делал того, что делал.
— Потому что не хочу, — отвечала и она так, словно они сидели за столом и пили чай с пирожными.
Это была игра, хорошо знакомая обоим, в нее они играли всегда. Ни с кем Синди не вела себя так, как с Алексом Ригби. Она знала, что он — тоже. Может быть, эта игра их и влекла друг к другу? Тела делали свое дело — отдельно, а они говорили. О разном.
