Элен Алекс - Под музыку любви
Джулия Роджерс широко открыла глаза и не могла ни слова сказать от ужаса.
— Ой, — растерянно сказал Роберт Фонтейн, — кажется, я твое шампанское выпил.
Монтгомери Холден еле сдерживал смех.
— Что у тебя случилось? — спросил он у Роберта Фонтейна.
Напротив них стояла Джулия Роджерс и готова была просто лопнуть от злости. Хорошо, что ни Роберт, ни Монтгомери на нее не смотрели, а то бы они сейчас очень удивились выражению ее лица.
— Аманда, — печально сказал Роберт Фонтейн.
— Что Аманда? — нахмурился Монтгомери.
Роберт развел руками.
— Аманда плачет, — сказал он.
— Что?! — заорала Джулия Роджерс. — Аманда плачет?! И все?! И ты не мог сам с этим разобраться?!
Монтгомери Холден и Роберт Фонтейн немного удивленно посмотрели на Джулию. Слишком уж много злости сейчас было в ее голосе. Они, конечно, всегда знали, что у нее крутой нрав, но обычно она старалась вести себя более прилично.
Роберт Фонтейн тем временем рассеянно сел в свободное кресло.
— Я уже устал ее успокаивать, — сказал Роберт, — я больше не могу.
— Но при чем здесь мы? — свирепо сказала ему Джулия Роджерс.
Но уже было совсем поздно.
— Да, ты пока посиди, — сказал Роберту Монтгомери Холден, — а я пойду и узнаю, что с Амандой.
И вышел из гостиничного номера! Джулия даже не успела задержать его. Она закрыла глаза и еле сдержала стон отчаяния.
Поднесла к губам свой бокал и залпом его выпила. Стала вспоминать, куда она поставила свой любимый спасительный коньяк. Сейчас ей понадобилась бы очень внушительная порция, чтобы хоть немного прийти в себя.
Прийти в себя Джулии Роджерс ей все-таки пришлось и без коньяка. Потому что в гостиничном номере вдруг послышался громкий храп. Джулия в шоке открыла глаза.
Прямо перед ней в кресле спал Роберт Фонтейн. Откинул голову на спинку кресла и храпел.
Что?! Что она скажет, когда сюда вернется Монтгомери? Что она скажет Аманде, когда та наконец-то проплачется и станет искать своего ненаглядного мужа?
Ведь Роберта Фонтейна теперь и пушками не разбудишь! И в таком состоянии он пробудет как минимум часов двенадцать!
Но Джулия Роджерс была сильной и волевой женщиной, и мозги у нее всегда работали как компьютер. Не теряя ни секунды, она позвонила своему шоферу, и, когда тот через пять минут поднялся в ее номер, у Джулии уже были собраны чемоданы.
Да. Сейчас это было единственно правильное решение — бежать отсюда подальше. Когда все забудут об этом неловком сне этого непутевого Роберта Фонтейна и утечет некоторое количество воды, Джулия приедет обратно.
И у нее будет новый план. И план этот будет коварный и окончательный, без единого сучка и задоринки.
Монтгомери Холден честно шел проведать Аманду Стайгер и выяснить, что с ней приключилось, но встретил в безлюдном холле гостиницы скучающую от безделья Сессилию Кейн. Сессилии Кейн было настолько нечего делать, что Монтгомери Холден никак не мог отказать себе в удовольствии занять человека хоть каким-то делом.
— Сессилия, выручай, — сказал он, — а то у меня совершенно нет времени.
Сессилия Кейн заметно оживилась.
— А что случилось? — улыбнулась она.
— Надо проведать Аманду.
— А что с Амандой?
— Она плачет.
— Плачет? — удивилась Сессилия Кейн. — И все?
— А этого мало? — тоже удивился Монтгомери Холден.
— Ох, извини, — совсем растерялась Сессилия, — наверное, дело и правда серьезное, раз Аманда плачет.
А Аманда Стайгер действительно никогда не плакала. Плакать — это не дело для таких роскошных женщин, как Аманда.
— Ты сходи проведай ее, узнай, в чем дело, хорошо? — попросил Монтгомери Холден.
— Конечно, схожу, — согласилась Сессилия.
— Утешь ее там, если нужно, — сказал Монтгомери Холден, — успокой.
— Конечно, успокою.
— А потом пойди к Роберту и расскажи ему, в чем там дело с Амандой.
— А где Роберт?
— Роберт сейчас в номере у Джулии Роджерс, — сказал Монтгомери.
— Хорошо, — кивнула Сессилия.
— А если кто-нибудь будет искать меня, скажи, что я скоро приду, хорошо?
— Хорошо, — кивнула Сессилия.
— Ты меня этим здорово выручишь, — сказал Монтгомери Холден.
И Сессилия направилась в номер к Аманде, а Монтгомери Холден, пока никто не заметил, вышел из гостиницы.
22
К вечеру Ребекка так и не придумала, что ей теперь думать обо всем происходящем с ней в последние дни. Зря она не уехала сразу же, как только высшие силы принесли в этот город Монтгомери Холдена. Зря.
Тогда у нее было побольше силы воли как-то разрулить эту ситуацию. Ну хорошо. Просто бежать от этой ситуации без оглядки.
А сейчас… Запах его волос, близость его тела, сила его рук, его смех, его дыхание — совсем-совсем близко — уже взяли в тиски все ее естество, все ее нерастраченные за эти годы чувства, всю ее невыплаканную грусть.
Как она могла отказаться от присутствия этого человека в своей жизни? Ведь ей не нужен был никто другой. Ей нужен был только он.
И пусть десять лет назад он поступил с ней именно так, как он тогда поступил. Быть может, он давно уже пожалел, что тогда все так получилось и что на первое место он поставил совсем другие интересы. Ведь он тоже до сих пор один. И это неспроста.
Ребекка сидела на своей кровати и не могла двинуться, не могла даже взять и накинуть на себя пару одеял, чтобы согреться в такую жару, когда со стороны окна послышался тихий шорох. Вот кто-то перепрыгнул через забор. Вот подошел к окну.
Тонкое, нежное чувство счастья стало разливаться по всему телу Ребекки. И это чувство не зависело ни от логики, ни от здравого смысла. Только Монтгомери Холден должен обнимать ее и тихо шептать ей на ухо всякие дерзости. Только он и никто другой.
Ребекка взяла себя в руки, встала с кровати и пошла к окну. Но он уже и сам ловко перелез через ее подоконник. В комнате было темно.
Они сделали один шаг и оказались в объятиях друг друга.
Как она соскучилась по его запаху. Как она соскучилась по его сильным рукам. Со вчерашнего вечера соскучилась? Или скучала все прошедшее столетие? Ребекка уже ничего не понимала.
— Счастье мое, — сказал ей Монтгомери Холден, — у вас в городе такая жара, а ты опять замерзла.
Ребекка тихо засмеялась, а Монтгомери нежно-нежно поцеловал ее.
— Я тебя согрею, — тихо сказал он ей на ухо, — тебе придется жаловаться на жару, так я тебя сейчас согрею.
Ребекка обняла его за шею и ничего не хотела говорить. У нее просто сил не было. Он это понял, осторожно взял ее на руки и положил на кровать.
