Лора Бигелоу - Компаньонка
— Клара, я тебя не слушаю!
— А напрасно! Я, правда, замужем не была, но пара романов и в моей жизни случались. И вот тех мужиков, которые со мной спали, когда мне было двадцать, я бы сейчас на пушечный выстрел к себе не подпустила. Что же до этого итальяшки…
— Его зовут Марко.
— Что же до этого итальяшки Марко, то я тебе одно скажу: если б он просто жалел ее или, там, книжки с ней читал и по садику гулял — я бы, может, и согласилась, что он просто хороший человек и к ней хорошо относится. Но ежели человек из себя изображает пылко влюбленного, а самое главное, из нее — принцессу в заточении, то тут к гадалке не ходи. Жди пакости.
— Клара, ну ведь ты его даже и не видела никогда!
— Дэвид видел. Он что, дурак, твой Дэвид? Уж наверное он в людях-то понимает побольше, чем ты, раз такого положения добился.
Грейс повалилась на диван и заболтала ногами в воздухе.
— Я устала с тобой спорить. Решаем так: ты приедешь к нам на свадьбу, погостишь, мы с Клариссой познакомим тебя с Марко, а потом ты выскажешь свое мнение. И если он тебе понравится и ты признаешь, что ошибалась, то в наказание ты… то ты поможешь нам убедить Дэвида!
— Шантаж — не наш метод. Но я ничем не рискую, а потому согласна.
— Ой, Клара, а какой я сон сегодня видала! Сказка!
Грейс взахлеб принялась рассказывать свой сегодняшний сон — и, только замолчав, увидела, как странно и страшновато изменилось лицо Клары.
Как мы помним, достойная дочь Италии была суеверна до потери сознания. Рассказ Грейс вызвал у Клары реакцию, отчасти напоминающую реакцию рыночной гадалки на недостаточную сумму, предложенную клиентом. Клара сделалась трагически-отстраненной и забормотала, сосредоточенно глядя Грейс в переносицу:
— Ох, как мне все это не нравится… Да еще сон под пятницу… Жаль, уже солнце перевалило, можно было бы кому-нибудь на улице рассказать…
— Кларита, ты что? Опять приметы?
— Хуже! Я такого набора не видала с тех самых пор, как тете Лючии приснились разом змеи, выбитые с кровью зубы и ведро!
Грейс прыснула, но Клара немедленно грозно сверкнула очами.
— И нечего смеяться! Через неделю после того дядюшка полез ночью к соседке, да упал на ржавую железку. Потом у него началось заражение крови, и он помер, а тетка Лючия с горя скинула.
— Прости пожалуйста, но… какая связь?
— Прямая! Змеи — недоброжелатели, зубы с кровью — болезни и смерть, а ведро — к бесплодию.
— Ох…
— Вот тебе и ох!
— Что же приснилось мне?
— Может, лучше не надо? Расстроишься… Хотя, если рассказать, глядишь — не сбудется…
— Клара! Я уже волнуюсь!
Итальянка тяжело вздохнула, отчего на груди у нее активно разошлась блузка, и мрачно возвестила:
— Хуже всего было бы, если б ты увидела себя в свадебном платье. Но и в этом наряде тоже ничего хорошего нет. Означает — неожиданный и сильный удар. Жемчуг на шее — к слезам. Снег с цветами — ложь, направленная против тебя. Летать — потерять почву под ногами. А то, что вы бежите друг другу навстречу и добежать не можете, и без объяснений понятно. Разводит вас что-то.
Грейс молчала. По спине неожиданно пополз липкий, холодный страх. Она непроизвольно передернула плечами и попыталась выдавить из себя улыбку.
— Это же все сказки, Клара. Суеверия. Да и какая ложь — про меня и Дэвида никто на свете не знает.
Клара скорбно поджала губы, но потом неожиданно весело тряхнула пышной копной волос.
— А ну это все, подружка! Пошли-ка лучше в театр. Сегодня у наших генеральный прогон без остановок. Комедия с танцами и песнями. Развлечемся?
— А… можно?
— Смеешься? Я же главный художник по костюмам. Кроме того, на прогонах зрители приветствуются. На них проверяют реакцию. Так что будет смешно — не стесняйся, хохочи. Договорились?
Нахохотались они до упаду. Пьеса была действительно смешной, а играли молодые актеры так зажигательно и здорово, что Грейс то и дело принималась аплодировать, хотя в зале их, зрителей, набралось всего человек пять.
После спектакля они пошли за кулисы, и Клара познакомила Грейс со всеми, игравшими в тот вечер. Появилось откуда-то шампанское, девочки-актрисы быстро и споро накрыли немудреный стол, и вскоре Грейс почувствовала себя совершенно свободно, точно всю свою жизнь была знакома с этими замечательными ребятами.
К вечеру импровизированное застолье в полном составе переместилось в небольшой джаз-клуб, потом в рок-кафе, и домой Клара и Грейс вернулись только около полуночи.
Грейс сладко потянулась перед зеркалом — и вдруг испуганно прикрыла улыбку ладошкой.
— Ой! Я ужасная свинья, а ты — демон-искуситель. Я же не позвонила в Мэнор-Стил! Дэвид, наверное, с ума сходит.
Она кинулась к телефону и принялась названивать в Севенокс. Как ни странно, трубку никто не брал. Совсем никто. Ни Мэри-Энн, ни сам Дэвид.
Встревоженная Грейс посмотрела на часы. Половина первого. Куда же все подевались? В это время Стенли Рочестер еще наслаждается заслуженным отдыхом и читает что-нибудь античное, а Дэвид вообще еще работает, звонит за границу, например…
Клара пожала плечами.
— Ты ему еще не жена, не обязана отчитываться. Завтра с утра позвонишь и поедешь. Давай спать. Я с ног валюсь.
Грейс долго не могла уснуть. Неясная тревога терзала ее сердце, и девушка ворочалась с боку на бок, пока не забылась тяжелым и тревожным сном.
Утром их разбудил звонок. Спросонья Грейс кинулась к телефону, и только услышав в трубке гудки одновременно с настойчивыми трелями, поняла, что звонят в дверь.
Она торопливо открыла, в глубине души надеясь увидеть за дверью сердитого и встревоженного Дэвида, но за дверью стояли трое.
Констебль в шлеме, толстый мужчина в черном котелке и высокий, костлявый, рыжий субъект в наглухо застегнутом пальто. И как-то сразу стало понятно, что это — полиция.
Костлявый сухо представился:
— Моя фамилия Джеббинс. Это инспектор Файнс. Констебль Дерри. Мы — сотрудники Скотленд-Ярда. Полагаю, вы — Грейс Колмен?
— Д-да…
— И с вами вместе проживает мисс Клара Манзани?
— Да, но я не пони…
— Потрудитесь пройти в комнату, мисс Колмен.
С этими словами все трое посетителей вошли внутрь квартиры, усадили Грейс и заспанную Клару на стулья посреди комнаты — а дальше начался ад.
Грейс онемела, оглохла и отупела сразу же после того, как костлявый Джеббинс предъявил ей серую бумагу, согласно которой в квартире Грейс и Клары предписывалось произвести тщательный обыск. Обыском занялся констебль, а Джеббинс и Файнс принялись допрашивать ошеломленных девушек.
