Зена Валентайн - Меня зовут Бренда Джейн
Поднеся ее пальцы к губам, Хэмиш вдыхал их запах, моля Бога унять ее страдания, физические и душевные.
Да, следует сказать, что и он теперь далеко уже не тот равнодушный, чужой человек, когда-то пришедший навестить ее по просьбе миссис Би.
Сидя у ее изголовья, Хэмиш припоминал свои первые посещения, зародившуюся в нем жалость и все, что за этим последовало.
Ее обман он раскрыл во вторник вечером: он заподозрил неладное уже за несколько дней до таинственного телефонного звонка. А когда голос по телефону прозвучал скорее официально, чем дружески, и когда она пошла разговаривать в другую комнату, он уже знал, что она скрывает нечто важное. А после нескольких наводящих вопросов понял, что она уезжает совсем не к отцу.
Одного Хэмиш не мог понять: зачем ей понадобилось скрывать от него этот факт. Было обидно, что она ему не доверяет.
Наконец ее веки затрепетали, и Бренда открыла глаза. Увидев его, она нахмурилась.
– Я что, умираю? – прошептала она.
– Вовсе нет. – Он широко улыбнулся.
– Тогда почему… почему вы здесь? – Она говорила хриплым, хорошо знакомым ему шепотом. Видимо, еще не вполне освободилась от действия наркоза.
– А почему бы нет? Вас это удивляет?
– А как вы…
– Пусть это будет вам уроком, Бренда. От меня ничего нельзя скрыть, – сказал он, все так же улыбаясь.
Девушка слабо охватила его ладонь своей, потом вздохнула и закрыла глаза.
Только через час она пришла в себя настолько, что смогла говорить. Но он ждал терпеливо, не в силах уйти от нее, не в силах даже выйти из палаты.
– Сделайте то, что вы делали раньше, – попросила Бренда, проснувшись.
– Что именно? – не понял Хэмиш.
– Компресс, мне на лицо.
Он прекрасно помнил, как помог ей расслабиться мокрый конец махрового полотенца.
– С условием, что вы не заснете, пока я буду с вами разговаривать.
– Никаких условий.
– Я все равно должен поговорить с вами, Бренда Джейн. Сегодня я настроен на серьезный разговор. – Он положил ей на лоб край мокрого полотенца.
– Серьезный разговор?
– Вы объясните, почему вам не нравится, что я здесь. А я скажу, как открыл ваш маленький секрет.
Она стянула полотенце со лба и осторожно положила ему в руку, и Хэмиш вспомнил, как она швыряла его когда-то. Поистине перед ним совсем другая Бренда.
– Ведь я использую вас, Хэмиш, зная вашу доброту. Отвлекаю вас от работы, заставляю нервничать. Я даже заняла вашу кровать, я мешаю вам жить. – Она говорила, избегая его взгляда, ее нижняя губа дрожала.
– Вы не мешаете мне жить, – возразил Хэмиш.
– Мешаю, – сказала она тихо. – У вас даже нет времени подыскать себе жену. Ваше время занято мной.
– Ну что ж, здесь вы правы, но я не против!
Он замолчал, раздумывая, стоит ли открывать ей, что он и не хочет никого искать. Может, она сочтет его чувства к ней ловушкой? Возможно, решит немедленно оставить его дом, если он перейдет границу дружеской помощи больному человеку. Как только она вернет здоровье, думал он, ей станут ненавистны скудость и убожество моего существования.
– Вы слишком хорошо относитесь ко мне, Хэмиш, – продолжала она. – Никто никогда не заботился обо мне так, как вы. Никто не был таким другом, каким стали вы.
– Спасибо. Я и сейчас еще ваш друг, и тем более не понимаю, почему вы скрыли от меня ваше состояние.
Она опустила глаза, видимо не желая показать подступающие слезы.
– Но все, что вы для меня до сих пор делали, – все это зря, понимаете? Я вернулась к самому началу. Мне не стало лучше. Я не выполнила свою часть договора.
– О каком договоре вы говорите? Совершенно не припоминаю, чтобы вы обещали, к примеру, твердо стать на ноги к такой-то дате, иначе мы разрываем отношения. Разве такой договор имел место? – Он видел, что девушка совсем пала духом, и это ему не понравилось.
Бренда подняла веки, глаза ее сверкнули, пальцы забарабанили по груди.
– Договор был у меня в сердце, внутри меня. Я бы никогда не стала вам навязываться, Хэмиш, если бы знала, что болезнь так затянется.
Он наклонился, чтобы быть к ней поближе:
– Единственное, о чем мы договаривались, было ваше обещание не обижать кого-то из моей семьи или прихожан. Но не было упомянуто никаких сроков! Не было никаких обязательств относительно вашего выздоровления. И вы не вправе впутывать меня в обязательства, которые сами же и напридумывали, Бренда Джей Долливер! Я их просто игнорирую.
Хэмиш наблюдал борьбу чувств у нее на лице. Он допускал, что у нее может быть своя точка зрения, но, погруженная в свою боль и свое разочарование, она, конечно, видит вещи в искаженном свете.
А я? Я же стремлюсь сделать так, как хочется мне, напомнил он себе. Хорошо ли это? Жажду вернуть ее в свой дом, хочу видеть ее за столом во время ужина, хочу, чтобы она спала в моей кровати – пусть даже без меня, – чтобы она ждала меня вечерами, спрашивала, как прошел мой день.
Он страстно желал ее. Намеревался сделать ее зависимой от себя – настолько зависимой, чтобы она никогда не смогла уйти. Погрузить ее в свою любовь так, чтобы ей никогда не захотелось сбежать, чтобы у нее и в мыслях не было считать себя пленницей, прикованной к нему до конца жизни.
Ишь чего захотел, подумал он.
Губы Бренды шевельнулись, но она промолчала.
– Вы меня понимаете? – спросил Хэмиш как можно мягче.
– Нет, не понимаю, но тешу себя надеждой, что вы-то понимаете, значит, со временем все мне объясните. – Она говорила медленно, подбирая слова. И вдруг лукаво улыбнулась: – Я собиралась вернуться. У меня есть доказательство.
– Какое же?
– Я купила вам подарок. Он вон там, в тумбочке. Хотела отдать вам, когда вернусь… от отца, из Калифорнии…
Хэмиш извлек из тумбочки бумажный пакет, внутри него оказалась шкатулка в подарочной обертке. Опершись локтями о колени, Хэмиш вертел шкатулку в руках, разглядывая ее и взвешивая.
– Раскройте, – сказала Бренда, теперь ее улыбка не только тронула губы, но и осветила глаза.
Он раскрывал осторожно, потому что еще в жизни не держал вещи изящнее. Подняв крышку, увидел две дюжины тонких носовых платков с его монограммой, вышитой вручную в уголке каждого. И впервые за всю свою жизнь лишился дара речи.
– Это мой долг, – смеясь, проговорила Бренда. – Я испачкала больше ваших платков, чем вы сами. Пожалуй, следовало вышить мои инициалы вместо ваших.
Приподнявшись на стуле, Хэмиш осторожно поцеловал ее в губы.
– Спасибо, – прошептал он. – Мне никто не дарил такой роскоши.
Бренда вернулась в дом Чандлера на костылях. Болей никаких не было, если не считать неудобства от послеоперационных швов.
Как только Чандлер вынул ее из машины, две девчушки пулей выскочили из дома, но тут же резко остановились, видимо предупрежденные отцом. Бренда инстинктивно прикрыла рукой прооперированное место, а малышки принялись ее обнимать.
