Дороти Хайтон - Призрак остается в прошлом
Девушка надела это платье только один раз, но оно произвело фурор на бале, который она посетила вскоре с Аликсом и Сьюзен-Джейн: люди аплодировали ей, раскрыв рты. Платье действительно было необычным, и она выглядела в нем восхитительно.
Она улыбнулась дяде, ее глаза были влажными.
— О, я так буду скучать без вас! Венеция опустеет после вашего отъезда.
— Мы будем всего в нескольких часах езды от тебя, — сказал он нежно. — Позвони нам, если мы будем нужны тебе, в любое время. Ты знаешь, мы приедем. Но тебе понравится жить в палаццо, и ты любишь Пэтси Девон, не правда ли? Когда вернется Сай?
Она готова была уже сказать ему, что не собирается выходить замуж за Сая, как Сьюзен-Джейн позвала сверху.
— Аликс! Аликс, иди и потри мне спину!
Он засмеялся, вставая.
— Иду, дорогая! — воскликнул Аликс и легко взбежал по ступеням.
Антония принимала ванну и одевалась последней, зная, что вечеринка не начнется раньше девяти часов, и у них уже все готово.
Она делала педикюр, когда услышала, как Сьюзен-Джейн крикнула через дверь:
— Мы выскочим, чтобы купить еще напитков. Аликс считает, что у нас их недостаточно. Нам только что позвонил Пьетро и предупредил, что привезет с собой полдюжины музыкантов, которые устроят импровизированный концерт в саду, а ты знаешь, каковы музыканты!
— Хорошо, — сказала Антония, любуясь своей работой.
Она собиралась надеть изящные серебряные сандалии с тонкими ремешками, и теперь ее серебряный педикюр будет им под стать. Она занялась маникюром.
— Вернемся через полчаса или около того! — сказала Сьюзен-Джейн, и Антония услышала скрип ступеней.
Антония взяла маску, лежавшую на постели, и примерила ее перед зеркалом. Она закрывала только верхнюю часть лица, оставляя рог и щеки свободными. Это было изысканное изделие из серебряных перьев с миндалевидными вырезами для глаз, которые таинственно поблескивали между перьями.
Надеть маску как следует было нелегко, и она боролась с завязками несколько минут, запутав их в своих коротких светлых волосах. Вдруг ей послышались шаги на лестнице. Вероятно, Сьюзен-Джейн еще не ушла.
— Перед тем как ты уйдешь, не могла бы ты мне помочь, Сьюзен-Джейн? — позвала она, и ручка двери повернулась.
Она смотрела с улыбкой, ожидая реакции Сьюзен-Джейн на маску, о которой та мечтала с тех пор, как Антонии купили костюм. Но в дверях стояла не ее тетя. Это был Патрик. Он не отрывал от нее глаз, и она услышала, как молодой человек судорожно вздохнул. Она напряглась, и сердце ее начало безумно биться.
— Выйдите из моей комнаты, — взорвалась она.
— Вы пригласили меня!
Его голос был низким, и его голубые глаза приняли незнакомый, дымчато-голубой оттенок, когда он исследовал ее отражение в зеркале.
Она не успела надеть платье, на ней было только черное шелковое кружевное белье, которое, подобно тени, лежало на ее бледно-золотой коже, оставляя большую часть тела обнаженной.
— Я думала, что это Сьюзен-Джейн, я звала ее. Кто вам дал право зайти ко мне в спальню? — сердито спросила Антония. — Может, вы выйдите или я должна звать на помощь?
— Внизу никого нет, иначе я бы не помешал вам, — сказал он, подходя к ней с подчеркнуто безразличным видом, который заставил ее прийти в еще большее раздражение. На нем был черный вечерний костюм, белая шелковая рубашка и черный галстук. В этой одежде он выглядел потрясающе. Стройный с широкими плечами, узкой талией, великолепными длинными ногами… Лучи заката как бы ласкали его волевое лицо, подсвечивали голубизну глаз, гладкую загорелую кожу, волосы, выгоревшие на солнце.
Антония в отчаянии огляделась в поисках платья, но она оставила его на стуле и, чтобы взять его, ей надо было пройти сзади Патрика.
Он спокойно спросил:
— Где Аликс и его жена? Я думал, что вечеринка начинается в восемь, а сейчас уже девятый час.
— Они вернутся с минуты на минуту, пошли купить кое-что, — призналась она, затем почти с отчаянием сказала: — Вы выйдете отсюда?
— Имеете ли вы хоть малейшее представление о том, как сексуально вы выглядите? — прошептал Патрик. — В вас всегда было что-то не от мира сего — это расстояние, которое вы старались держать между собой и любым мужчиной, который мог бы попытаться подойти к вам слишком близко. Но сегодня вечером вы как сверкающее мифическое создание из сказки: полуптица, полуженщина.
Она застыла, не узнавая его голоса, который стал похож на мурлыканье леопарда.
Он медленно поднял руку, чуть отодвинув мягкие, пушистые серебряно-белые перья.
— Чьи это перья? Голубя? Какой-то странный оттенок для голубя: не белые, а серебряные.
— Нам сказали, что они от серебряного фазана, — пробормотала она.
— Прекрасно, — сказал Патрик, кончики его пальцев пробежали по перьям до филигранного серебряного края маски над ее скулами. Она вздрогнула, когда почувствовала, как его пальцы коснулись ее теплой кожи, скользнули вниз ко рту, нежно проследовали по его изгибу, вызывая дрожь возбуждения во всем теле.
Она была загипнотизирована, наблюдая за ним через маску, в то время как желание заставляло ее дрожать, а страх напоминал прошлые события.
— Если вы птица, я хотел бы поймать вас и посадить в клетку, — еле слышно сказал Патрик. — Если вы женщина, то я хотел бы запереться здесь с вами, чтобы целыми днями заниматься любовью.
Его улыбка была лукавой, но глаза горели так страстно, что мурашки побежали по телу девушки.
Она попыталась перевести все в шутку, заставив себя издать короткий дрожащий смешок.
— У вас странное чувство юмора, я не думаю, что это забавно.
— Мне не забавно. — Он внезапно схватил ее за руки и снова развернул лицом к зеркалу. Патрик стоял сзади нее, его подбородок лежал на плече Антонии, его руки скользнули вокруг талии и схватили ее груди в чашечках лифчика.
— Вы женщина или нет? Не время ли вам решить этот вопрос?
— Нет! — простонала она, стараясь вырваться, но на этот раз его рука сжала талию, потянув ее «назад. Его тело прижалось к ней, заставив осознать, насколько он возбужден.
— Перестань сопротивляться, Антония, — тихо сказал он, его рот прижался к ее шее, и зубы нежно покусывали кожу. — Только расслабься и почувствуй это.
Как будто она не чувствовала этого!
Она беспокойно задвигалась, настолько сильно ощущая его тело, вдавившееся в нее, что она содрогнулась от чувства боли и удовольствия.
— Я не могу вынести этого! Пожалуйста… не надо, Патрик, я не могу, — бормотала она, закрыв глаза.
— Не закрывай глаза! — в неистовстве воскликнул Патрик. — Посмотри в зеркало Антония! Успокойся и честно взгляни на то, чего ты так боишься и от чего ты убегаешь!
