Мэри Симмонс - Забыть невозможно
— Вы ранены, мистер Генри? — уже во второй раз спросил другой полицейский.
— Нет, — ответил Норман.
— На вас бинты, сэр, а на свитере кровь. Я подумал, может быть…
Норман провел рукой по лбу, и устало улыбнулся.
— Нет, это случилось несколько дней назад. А кровь — от собаки.
Первый полицейский опять повернулся к Питу.
— Вы сказали: это была та же машина, что и у магазина. Можете описать те события подробнее?
Пит снова посмотрел на Нормана, лицо, которого оставалось непроницаемым, и чуть заметно кивнул.
— Это было сразу после презентации книги Виктории… — Он запнулся, но полицейский кивком дал понять, что прекрасно знает, чем она занимается. — Мы добрались до нашей машины, когда он, — Пит, указал головой в сторону Нормана, — вышел из темноты. Вдруг появилась эта машина, и кто-то начал стрелять в нас.
— Вы сообщили об этом в полицию?
— Н-е-ет — протянул Пит.
— Почему, сэр?
Пит перевел взгляд с Виктории на Нормана, затем на полицейского, открыл, было, рот, но, вдруг передумав, закрыл его. Если Виктория не понимает, в какое затруднительное положение они попали, то хотя бы улыбнулась ему. Как объяснить, почему они не известили полицию?
— Когда все закончилось, дело уже не казалось таким серьезным, — запинаясь, проговорил Пит.
Эта фраза прозвучала скорее как вопрос, чем как утверждение. Виктория заметила, каким подозрительным взглядом обменялись полицейские.
— Мы решили, что это какой-то псих, — спокойно вставил Норман.
— И вас нисколько не волновало, что в вас стреляли? — скептически произнес первый полицейский.
— Мы достаточно легко от него отделались, — возразил Норман, хотя, по мнению Виктории, это было явным преувеличением.
— Судя по всему, этот псих вас сегодня и потревожил, — сухо заметил второй полицейский. Он убрал пистолет в кобуру и спросил:
— У вас есть основания полагать, что кто-то охотится за вами?
Все трое молчали.
Чувствуя, что вопрос повис в воздухе, Норман попытался придать расследованию другое направление, менее опасное для себя.
— Похоже, я попал в него, потому что он прихрамывал, когда бежал к машине.
Полицейские заметно оживились. Первый из них толкнул дверь в кабинет.
— Отсюда можно пройти во двор? — спросил он.
— Через застекленную дверь позади стола, — ответила Виктория.
Второй полицейский положил в карман записную книжку и последовал за первым, задержавшись на миг, чтобы включить свет. Они не спеша, прошли через кабинет, осматривая его так же внимательно, как только что обитателей дома: не забыли ни машинку, ни диван, ни книжный шкаф, ни даже огненно-рыжий ковер, выдвинули все ящики, рассыпав их содержимое.
Перед тем, как открыть дверь, полицейские задали Норману еще один вопрос: кто, по его мнению, собирался проникнуть в дом? Воспользовавшись заминкой, Виктория бросилась в гостиную, нашла ботинки Нормана и, вернувшись в кабинет, быстро сунула их ему в руки, чтобы он снова не выходил босым на холод.
Прежде чем надеть ботинки, Норман затуманенным взором несколько секунд смотрел на них, а затем, выпрямившись, ласково провел холодной рукой по щеке Виктории.
— Сожалею, что так случилось, — очень тихо сказал он, чтобы полицейские не услышали.
— Я знаю, — ответила Виктория.
— Когда все закончится, мы уедем, — прошептал он и поцеловал ее в висок. — Мы будем далеко-далеко отсюда, где никто не сможет нас найти.
— Норман, — проговорила Виктория, обнимая его. Руки Нормана нежно обвились вокруг ее талии, но он не прижал ее к себе, а лишь слегка похлопал по спине. Виктория в неистовом порыве приникла к нему, с горечью понимая, что скоро этот близкий ей человек неизбежно станет чужим и забудет ее любовь.
Помни меня, хотела сказать Виктория, но не смогла. Ее охватило волнение, готовое вот-вот вырваться наружу.
Норман в последний раз похлопал ее по спине и отстранился. Это были прощальные прикосновения. Губы его плотно сжались, а на лице застыла решимость. Казалось, в его сердце проник уличный холод.
— Я тоже тебя люблю, Виктория, — едва слышно молвил он с печалью расставания во взгляде.
И прежде, чем Виктория попыталась остановить его, повернулся и вышел.
От ледяного воздуха перехватило дыхание. Казалось ветер вонзает шипы в его спину. Но холод не отрезвил Нормана, не внес ясность в его мысли, а еще плотнее окутал их туманом.
В тот момент, когда он был в объятиях Виктории и его губы коснулись ее нежной кожи, Норман вдруг ощутил внезапный ужас. Он понял, что она совсем для него чужая. Руки, скользившие по его плечам, запах духов, шелковистые волосы — все было незнакомым.
— Где вы в первый раз увидели этого парня?
— Что? — переспросил Норман. Голова его стала тяжелой, а грудь с трудом сдерживала рвущийся крик.
Только что пальцы Виктории притрагивались к нему, но поняла ли она, что мыслями он далеко от нее? Он произнес про себя ее имя, и разом ожили тысячи призрачных, как мечты, воспоминаний: ее улыбка, вкус губ, тепло прильнувшего к нему тела, замутившийся взгляд, когда она громко выкрикнула его имя, и напрягшиеся в порыве страсти бедра.
— Я люблю тебя, Виктория. — Он не просто произнес, он только теперь постиг смысл этих слов.
— Сэр?
— Там, — сказал Норман, показывая на заросли, окружавшие дом справа. — Там он выстрелил в Макса.
— Макса?
— В собаку.
— Ах, да. Правильно, — смущенно отозвался полицейский.
Второй из них подошел к кустам.
— Здесь много не увидишь.
— Очень жаль вашу собаку, — проговорил первый. Норман нахмурился, но не из-за слов полицейского, а из-за ухудшающейся погоды: дождь с градом хлестал его по лицу. Но этот шторм был ничто по сравнению с бурей, бушевавшей в сознании Нормана. Макс вовсе не его собака, а Виктории. Он слышал ее рассказы о Максе по телевизору и потому много знал о нем, например, чем его кормят. Но ведь если Макс — собака Виктории, то это и его собака.
— Пустяки, с собакой все в порядке, — автоматически ответил Норман, — просто царапина. К счастью, он стрелял из пистолета 38-го калибра.
— Как вы это установили?
— Он всегда им пользуется.
Норман скорее почувствовал, чем услышал, последовавшую за этим паузу.
— Хм, откуда вам это известно, мистер Генри? Норман смотрел мимо нахмурившихся полицейских.
— Что?
— Я спросил, откуда вам известно, что у того парня пистолет 38-го калибра?
Неужели он сказал это вслух? Что с ним происходит? Что тут вообще происходит?
— Я — Норман Генри, — вдруг произнес он и вздрогнул. Норман увидел перед собой не хорошенький домик, а абсолютно пустую квартиру и понял, что его дом там. Он вспомнил, что продал свой коттедж, когда умерла Мэри. Просто не мог смотреть на вещи, которые она так тщательно подбирала, чтобы сделать его уютней. Он не выносил их вида, потому что Мэри уже не было, а вместе с ней жизнь ушла из этих вещей.
