Мэрил Хэнкс - Исцеление любовью
— Иди к черту!
Зеленые глаза Флойда вспыхнули, и он неодобрительно поцокал языком.
— Послушная жена, которой ты решила стать, не имеет права так разговаривать с мужем.
— Я не говорила, что собираюсь стать послушной женой! — заносчиво заявила Силия.
— И слава Богу. Чрезмерная кротость очень скучна. Предпочитаю видеть тебя вспыльчивой, страстной и временами мятежной…
— Чтобы тешить свою гордыню, укрощая меня?
— Как ты догадалась? — засмеялся он и, хладнокровно отбросив полотенце, приподнял одеяло и лег рядом.
Подавив инстинктивное желание уберечься от столь вызывающей мужественности, она заставила себя лежать неподвижно. Тогда Флойд приподнялся на локте и с улыбкой заглянул в ее тревожные синие глаза.
— Ну? В постель ты меня завлекла. Что дальше?
У Силии упало сердце. Было ясно, что он не шутит и не дразнит ее. Когда она не ответила, Флойд театрально вздохнул:
— Неужели ты не можешь придумать что-нибудь, чтобы… позабавить меня?
Его улыбка была дьявольски насмешливой, но под личиной хладнокровия и ленивой улыбчивости таился лютый гнев. Почему он рассердился? Неужели она чем-то уязвила его мужскую гордость? Может быть, подумал, что она осмелилась жалеть его, не поверила его словам, будто он не хочет наказывать ее за грехи матери?
— Флойд, я… — Ей изменил голос.
— Может, начнешь с того, что поцелуешь меня? — ухмыльнулся он. — А там посмотрим, что из этого выйдет.
— Я не почистила зубы, — пробормотала она, — и не приняла душ.
— Тогда я подожду.
Силия встала с кровати, демонстративно неторопливо взяла шелковый халат и пошла в ванную; приняв душ, почистив зубы и расчесав волосы, набросила на себя халат и застыла в нерешительности. Может быть, если еще немножко подождать, у Флойда не хватит терпения и он сам придет за ней? Если бы инициатива исходила от него, это не уязвило бы ее самолюбие. Нет, он не придет. Этот жестокий садист, этот дьявол не ударит палец о палец, чтобы облегчить ей задачу.
Неужели она смирится с поражением?
Черта с два!
Силия расправила плечи, туго затянула пояс, шагнула к двери и вдруг остановилась… Подумав, она решительно сбросила халат и с воинственным блеском в глазах бросилась на вылазку.
Флойд лежал поверх одеяла, лениво расслабившийся, закрыл глаза и подложив руки под темноволосую голову. Он наверняка слышал, что она вернулась, но продолжал лежать с закрытыми глазами, явно ожидая от нее первого шага.
Ну что ж, сейчас она его удивит, проявит инициативу… Взволнованная, Силия улеглась рядом, затем приподнялась на локте и уставилась в лицо мужа.
Взлохмаченные волосы и худые щеки придавали ему трогательно мальчишеский вид. Ее негодование слабело, уступая место любви. Что-то нежно бормоча, она наклонилась и поцеловала его в щеку. Он тут же открыл глаза, сдавленно выругался, оттолкнул жену, и пулей вылетел из постели.
— Флойд, что с тобой? — пролепетала она. — Что случилось?
— Можешь не притворяться! — неистово крикнул он. — Достаточно и того, что ты спишь со мной. Мне не нужна видимость любви!
Секундой позже за ним захлопнулась дверь гардеробной. Силия смотрела в белый потолок и чувствовала, как глаза наполняются жгучими слезами.
* * *Следующие две-три недели в городе было жарко и душно, но Силия обнаружила, что полюбила царящую на улицах суматоху и непоколебимую убежденность коренных монреальцев в том, что здесь находится центр вселенной.
С удовольствием играя в туристов, супруги осмотрели все местные достопримечательности, посетили остров на реке Святого Лаврентия, где проходили международные выставки и сейчас готовилась очередная. Побывали и в уютных французских ресторанчиках со знаменитой парижской кухней.
Силия все еще не могла думать о пентхаусе как о доме, но начинала привыкать к нему и даже с удовольствием сидела на террасе. По молчаливому уговору они не упоминали ни о прошлом, ни о потере памяти, но иногда Силия замечала на себе странный взгляд мужа. Однажды она спросила, в чем дело, и тот ответил:
— У тебя все еще потерянный вид. Я надеялся, что это пройдет, но, как видно, ошибся…
По вечерам они ездили ужинать и танцевать в шикарные ночные клубы, ходили на выставки и концерты, а иногда в гости к многочисленным друзьям и знакомым Флойда. Большей частью это оказались очень милые люди, с которыми можно было чувствовать себя легко и непринужденно, но потеря памяти делала Силию крайне чувствительной к самым невинным вопросам, вроде: «Какое чудесное кольцо! Где вы с мужем его покупали?» Однажды она даже начала заикаться:
— Ну, я… я…
Флойд сжал ее руку, улыбнулся и быстро ответил:
— Мы купили его в Ванкувере, в магазине японских ювелирных изделий. Верно, дорогая?
Хотя муж взял за правило не отходить от нее ни на шаг и был всегда готов ответить на трудный вопрос, Силия часто смущалась и чувствовала себя какой-то ущербной.
— Наверно, мне было бы легче, будь у меня какой-нибудь физический недостаток, — позже призналась она Флойду. — По крайней мере, мое уродство было бы на виду, люди бы все понимали и не приставали с расспросами. А так… боюсь, они думают, что у меня не все дома.
— Никто так не думает, — решительно сказал он.
— Но Рози подумала.
— Она просто старалась сказать тебе гадость…
К огромному облегчению Силии, больше они блондинку не видели и никто из них не вспоминал о том неприятном вечере. Хотя временами история с матерью приводила ее в трепет, она ни на миг не жалела, что осталась с Флойдом. В нем было все, о чем она мечтала, и молодая женщина чувствовала, что с каждым днем любит его все больше.
Рядом с ним она испытывала пронзительное, сладостно-горькое счастье, такое эфемерное, что еще острее стала желать того, без чего настоящего счастья никогда не будет: чтобы муж не мог обходиться без нее и возвращения памяти.
И то и другое казалось недостижимым.
И все же с Флойдом все вокруг представлялось чудесным. Это было безмятежное время мира и согласия, но такое странно хрупкое, как будто оба ждали неминуемого взрыва.
И он таки грянул.
Однажды они заканчивали завтрак на террасе, когда Патрик принес утреннюю почту. Среди небольшой кучки писем лежали два конверта с ванкуверским штемпелем.
Флойд вскрыл первый, заглянул в него, и Силия увидела, что в глазах мужа вспыхнуло яростное возбуждение и ликование. Это выражение тут же исчезло, и взгляд вновь стал холодным, а лицо бесстрастным.
