Джеки Браун - Медовый месяц в Греции
Ник потянул за шнурок, пока тот не развязался, открывая соблазнительную линию декольте.
– Могу ли я заняться с тобой любовью?
В ее голове зазвучало праздничное «Аллилуйя!», но она все же уточнила:
– Прямо сейчас?
Он расстегнул пуговичку на ее капри.
– Прямо сейчас. Больше я ждать не могу.
Они приехали в дом бабушки Ника двумя часами позже. Дарси все еще была где-то не здесь после сильнейшего оргазма, который она когда-либо испытывала. В какой-то момент она даже не знала, смеяться ли ей или кричать. Слава богу, она не сделала ни того ни другого. Петь она тоже не стала, хотя композиция U2 Beautiful day долго еще продолжала звучать в ее голове.
Пока Ник парковался, она в третий раз посмотрелась в маленькое зеркальце.
– Ты выглядишь так же, как и пять минут назад. То есть превосходно, – заверил ее Ник.
– Я чувствую себя… какой-то подозрительной, – ответила Дарси. – Как будто твоя бабушка взглянет на меня и тут же узнает, чем мы занимались час назад.
– Не беспокойся. Она, может, и будет подозревать, но ничего не узнает. – Ник подмигнул ей.
– Что-то в тебе изменилось, – произнесла йайа, как только Дарси вошла.
Дарси почувствовала, что ее щеки горят, и бросила на Ника испуганный взгляд.
Он обнял ее за плечи и произнес:
– Греция ей подошла.
– Что-то ей точно подошло, – проницательно уточнила йайа. Потом приглашающе махнула рукой:
– Пойдем. Поедим снаружи. День слишком хорош для того, чтобы сидеть на кухне.
Они последовали за ней на веранду. Дарси устроилась в тени беседки, вдыхая полуденный воздух, наполненный ароматом роз.
– Утром я приготовила кулукария портокалиу, дам тебе рецепт, – подмигнула София Дарси.
– Спасибо.
– Обдумываете свадьбу? – спросила йайа, разливая чай. – Я о свадьбе Селены и Петроса конечно же.
Улыбка пожилой женщины стала лукавой.
– Свадьбы – это всегда чудесно, – неопределенно высказалась Дарси и потянулась за пирогом.
– Какого цвета платье собираешься надеть?
– Я… э-э-э… – Дарси беспомощно взглянула на Ника.
– Она хочет сделать сюрприз.
Йайа чуть нахмурилась, но не удержалась от немного непрошеного совета:
– Тебе лучше выбрать что-то яркое. Не бойся выделяться. Когда я была молодой, я обожала красный. На мне было красное платье в тот вечер, когда дедушка Николаоса увидел меня на танцах. Он сказал, что цвет сразу же привлек его внимание, сначала цвет, потом я. И на каждую нашу годовщину мой Александрос дарил мне красные розы. – Она вздохнула.
– Вы долго были женаты? – спросила Дарси.
– Тридцать семь лет. И двадцать три года назад я его потеряла. Но я чувствую все так, словно это было вчера, словно я все та же девушка, которая предвкушает свою свадьбу. – Она ласково погладила руку Дарси. – А вот теперь мои внуки влюбляются и предвкушают свадьбу.
Влюбленность… Это ли чувство испытывала Дарси? Кажется, это пугающе верное определение. Она украдкой взглянула на Ника, но выражение его лица было трудно понять.
– А ты, йайа! – спросил он. – Что наденешь?
Его губы тронула легкая улыбка. Потому, наверное, решила Дарси, что София всегда носит черное.
Йайа выставила указательный палец и улыбнулась:
– Это будет сюрприз.
И все рассмеялись.
Затем йайа спросила у Дарси:
– Ты была когда-нибудь на греческой свадьбе?
Наконец-то ей задали вопрос, на который она может ответить честно!
– Нет. Никогда, – сказала она.
– Тебе понравится! Жаль, ты не увидишь Селену верхом на ослике, но ничего: потом посмотришь видео.
– На ослике? – Дарси попыталась представить красавицу невесту на смешном длинноухом животном, но образ не клеился.
– Это традиция. Невеста едет в церковь верхом на осле, семья и друзья идут рядом. Символизирует ее переход в новый дом, – объяснил Ник.
– Звучит забавно.
– До тех пор, пока сама не окажешься на осле, – предупредила йайа. – Мой осел был ужасно своенравным и все норовил бежать во всю прыть. Папе пришлось придерживать его за узду. А мама сказала: это потому, что ослик почувствовал, как мне хочется поскорее попасть в церковь.
И снова все рассмеялись. Но общее хорошее настроение рассеялось, стоило Софии спросить у Дарси:
– Николаос рассказывал тебе, кто такой кумбаро!
– Йайа… – резко сказал он.
Но бабушка не обратила внимания на его тон. Она вкратце объяснила Дарси, что к чему, включая обычай трижды венчать жениха и невесту коронами.
– Должно быть, это чудесно, – неуверенно произнесла Дарси.
Тем временем выражение лица Ника становилось все более мрачным. Но если София и заметила это, то предпочла проигнорировать.
– Это большая честь – быть кумбаро. Но Ник отказался.
– Йайа, – снова сказал Ник. В этот раз в его голосе слышались печаль и боль.
– Но после того, как мы познакомились с тобой, Дарси, и своими глазами увидели, как славно вы подходите друг другу, мы надеялись… – Йайа пожала плечами и замолчала.
– Я не буду кумбаро. Не могу. Я буду чувствовать себя… глупо. Я и без того чувствую себя глупо – столько вокруг пересудов обо мне, Петросе и Селене…
– Гордыня, Николаос. Вот что мешает тебе согласиться! Даже сейчас, найдя любовь, ты не хочешь смягчиться! Ты выбрал свою гордость и поскупился на счастье для Петроса и Селены?
– Йайа…
Но она продолжала:
– Неужели ты не найдешь в своем сердце прощения для единственного брата?
– Я… – Он нахмурился и больше ничего не сказал.
Напряжение сгустилось так, что, казалось, пробиться сквозь него можно было только с помощью мачете. Наверное, хорошо, что Ник и Дарси скоро ушли. Пирог лежал в ее желудке тяжелым комом.
Она не произнесла ни слова, пока они поднимались на Ликабетус, а пока они осматривали церковь Святого Георгия, говорила только об архитектуре и истории. Вообще-то это было больше похоже на монолог, а не на беседу. Ник почти не принимал в ней участия. Даже когда они зашли в таверну выпить чего-нибудь освежающего, он оставался непривычно тихим и сосредоточенным. Как во время поездки в Трикалу, только хуже.
Очевидно, он переживал из-за разговора с бабушкой. Но только ли гордость Ника была задета? Может, он все еще настолько остро ощущал себя преданным, что отказался от роли кумбаро из-за этого? Или, может, в глубине души он все еще испытывал чувства к Селене?
Когда они спускались на фуникулере с горы, он внезапно взял Дарси за руку, поднес к губам и поцеловал ее пальцы.
– За что?
