Георгий Марчик - Первая и единственная
Вот так установилось некое сбалансированное равновесие в нашем дружном коллективе. А коллектив подобрался еще тот. Два каких-то пропойца-алиментщика, мы с Шуркой и еще один колоритный тип — невысокий, очень сутулый — спина колесом, я вначале решил, что он горбатый, верткий, болтливый, с бегающими глазками. На его похожей на гладкую тыкву голове словно водоросли в воде постоянно колыхались седые волоски-паутинки. Он постоянно с кем-нибудь шушукался, что-то выспрашивал, вынюхивал, потом по секрету докладывал об этом каждому. Не человек — ходячая сплетня. Ко мне он подсыпался в первый же день: «Сидел? Я все знаю. Меня не бойся — я свой в доску. Со мной можешь быть откровенен — не продам». И тут же побежал к Шурке пересказывать наш разговор.
Мы прозвали его Подлянка, но особенно на него не обижались — все-таки какое-то разнообразие в нашей дикой лесной жизни. Здесь, конечно, все было немножко по другому, чем в городе. Остановились мы в небольшой деревушке, но чаще ночевали все вместе или по очереди в палатках, чтобы не тащиться на ночлег за два-три десятка километров. Делили лес на километровые делянки, намечали просеки. Вечером собирались у палаток, разводили костер, ужинали, намолчавшись за день отводили душу разговорами на любые темы. О литературных героях, о фильмах, о политике, о женщинах, о жизни. Обычно начинал Подлянка. Повертит головой, пожует губами, позыркает по сторонам. Однажды, когда мы потягивали из горячих жестяных кружек, заваренный до черноты чай он вдруг заявил:
— Надо быть большим идиотом, чтобы жениться по любви. Не помню, кто захохотал первый, но через мгновение дружно хохотали все. Кроме Вали. Она просто улыбалась. Когда отсмеялись, длинный жилистый Шурка с круглой коротко остриженной головой на высокой шее, откашлявшись, спросил:
— Ты-то сам женился, конечно, по расчету. Вот и поведай нам, темным людям, какой же у тебя был расчет?
— При чем здесь я? — огрызнулся обиженный нашим смехом Подлянка. — Сам-то я женился по любви. Вот и дурак был.
Все мы снова захохотали, стали в восторге хлопать друг друга по спинам. Вопли наши уносились в лес и затухали в нем.
— По любви говоришь, — степенно сказал Шурка. — Это ты правильно сделал, умно. А где же она теперь твоя любовь? И долго она у тебя продолжалась?
— Месяца два, — осклабился Подлянка. — Потом претензии начала предъявлять. Взялась исправлять мои недостатки. А кому это понравится?
— А почему вы против того, чтобы жениться по любви? — спросила Валя. В ее отношении к нам, как я заметил, проскальзывала снисходительность бывалой женщины. Мы были для нее вроде подростков, пусть самоуверенных, нахальных, но все же подростков. Возможно, в чем-то так оно и было на самом деле. По возрасту мы были, конечно, взрослыми людьми, а вот по умственному или вернее по нравственному развитию были еще несовершеннолетними.
— А потому, Валечка, что любовь это природное явление, — сказал Подлянка, раскрывая в улыбке свой жабий рот. — При том весьма неустойчивое. Как погода. Брак это гражданский союз. Он должен быть основан не на зыбких переменчивых чувствах, а на строго эгоистичном фундаменте. На расчете. На взаимных интересах.
— Не обязательно материальном, — включился в разговор Шурка. Он страстно любил показать себя интеллектуалом. — В материальном расчете есть что-то низкое, купеческое. А вот когда присутствует и моральный расчет — сходство душ, умов, темпераментов — тогда это современно, в духе энтээр. Любовь надо планировать, как выпуск книг или производство мяса. Ибо стихийная любовь это необузданная, разрушающая сила, хаос
— Вот именно, — Подлянка от удовольствия потирал руки и оглядывал всех сальными глазами. — Совершенно согласен. В неконтролируемой разумом любви есть что-то первобытное, жеребячье. Может именно это всем как раз и нравится.
Мы снова захохотали, а Валя слегка покраснела. Мне даже показалось, что она вот-вот поднимется и уйдет, хотя в общем-то было некуда. Нас темной угрюмой стеной обступил лес Признаюсь, что я наблюдал за реакцией Вали на этот довольно скользкий разговор с интересом и даже с известным злорадством. К слову сказать, хотя все мы были прожженными циниками, в присутствии Вали мы не переходили известных границ. Однако Валя не ушла, она просто умело переключила разговор на другую тему.
Спали мы в трех палатках. Валя в своей маленькой, одноместной, мы с Шуркой в двухместной, а Подлянка с алиментщиками в трехместной. Когда мы с Шуркой устроились в своей палатке на ночлег, он сказал: »
— Растравил меня Подлянка, бесов сын. Не зря он, чую, завел сегодня этот разговор. Долго мы так не выдержим.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, невольно настораживаясь. Уже по одному его тону можно было догадаться, о чем пойдет речь.
— Да вот, понимаешь, мы ведь тоже не железные Ты думаешь я не вижу, какими жадными глазами ты смотришь на нее.
— На Валю, что ли? — слегка растерявшись, но тоже с усмешкой единомышленника спросил я. А ведь и правда была в моем отношении к ней какая-то раздвоенность. Не хотелось мне показать ему, что я отношусь к ней и по-другому. Вот и принял этот фатовский тон. К лицу ли мне такому бывалому парню стыдливость? Еще уроню себя в его глазах. И я мысленно с силой долбанул кулаком по голове свое второе слюнтяйское "я", чтобы не высовывалось. — Да, аппетитная штучка, — сказал я. —
Хорошо смотрится, особенно здесь, при известном женском дефиците. Не забывай, однако, что она наш руководитель.
— Днем руководитель, а ночью баба, — сказал Шурка, сладко потягиваясь. — Вот гляжу я на нее и думаю, какое добро пропадает. У меня бес в штанах проснулся…
— Ну и что ты предлагаешь? — спросил я.
— Что я предлагаю? — раздумчиво сказал Шурка. — А я ничего не предлагаю. Я просто констатирую очевидный факт. Имеем у себя живую, приятную с виду бабью плоть. Изголодались, как собаки, и не пользуемся ею. Вот что обидно. Это, конечно, не по-хозяйски. Подлянка, например, предлагает спать с ней по очереди. По-хорошему договориться, ну и…
— Ничего не выйдет, — сказал я чуть торопливей, чем надо бы… — Он же чокнутый, этот Подлянка. Она не из таких…
— Я тоже так думаю, — сказал Шурка. — Значит кто-то из нас двоих. Я или ты. Следи за ходом моих рассуждений. Если мы так решим — другие не сунутся. Пусть будет хоть один из нас. Это будет разумно. Согласен?
— Согласен.
— Поканаемся. У кого длинная спичка — тому бригадирша. У кого короткая — тот с носом.
— Давай завтра, — предложил я. — Сейчас ничего не видно.
— Ничтяк, — сказал Шурка. — Спичку мы увидим. Открой палатку.
Он достал коробок спичек, вынул две спички, отломил у одной половину, показал мне «Видишь»? Все без обмана. Тащи любую. Будет, как договорились.