Хелин Вэлли - Святость и соблазн
Флоренс недовольно фыркнула.
— Я же вам уже говорила, что, должно быть, потеряла сумочку во время пожара. У меня нет никакого удостоверения личности.
— Что тут происходит? — вмешался Руперт, ощущая потребность защитить ее.
— Мы просто пытаемся выяснить, каким образом мисс или миссис… простите, не знаю, как к вам обратиться, — полицейский язвительно улыбнулся, — оказалась на том складе краски. Тем более что склад был уже закрыт, а посторонние туда не допускаются.
Лихорадочный румянец на щеках Флоренс стал заметно гуще.
— Я вам уже сказала, что абсолютно ничего не помню.
— Какая удобная позиция, — пробормотал полицейский помоложе.
— Боюсь, что, пока ко мне не вернется память, я ничем не смогу вам помочь.
Поняв, что большего им не дождаться, пожилой полицейский наконец оторвался от стены и кивком указал коллеге на дверь.
— У вас есть моя визитная карточка, — проворчал он. — На тот случай, если что-нибудь вспомните.
Подождав, пока они выйдут, Руперт вновь обернулся к Флоренс.
— В чем дело?
Она тщательно разгладила и так лежащее идеально ровно одеяло.
— В том, что они сказали. Им хочется знать, каким образом я оказалась на складе. Кстати, мне тоже хотелось бы это знать не меньше их.
Подобный вопрос тоже приходил Руперту в голову неоднократно. Однако он понимал — и пытался объяснить это полицейским ранее, — что, пока память Флоренс не восстановится, у нее для них не будет никаких ответов. Так оно и получилось.
— Они мне не верят, — обиженно продолжила она, но тут же с обреченным вздохом добавила: — Хотя их можно понять, не правда ли? Все это слишком похоже на плохую мыльную оперу.
Несмотря на то, что в этом заявлении, несомненно, была доля правды, Руперт рассмеялся как можно беззаботнее, пододвинул к кровати стул и сел.
— Порой правда бывает гораздо необычнее самой замысловатой выдумки.
Бросив на него испытующий взгляд, Флоренс неожиданно нахмурилась, но, что у нее в данный момент на уме, понять было невозможно. Мгновение спустя она, тряхнув головой, слегка улыбнулась ему. Маленький, дерзко задранный нос ее наморщился, как у кролика, попавшего на никем не охраняемый огород.
— У вас там, случайно, не чизбургер?
От мгновенно смягчившего лицо Флоренс выражения удовлетворения его сердце растаяло.
— Ваша обожаемая калорийная пища.
— Не думала, что вы запомните, — сказала она тем вкрадчивым голосом, который преследовал его всю эту неделю в беспокойных снах.
Почти благоговейный трепет, звучащий в голосе Флоренс, невольно заставил его задуматься о том, почему такая тривиальная вещь, как чизбургер, доставляет ей явное удовольствие. Неужели до этого никто и никогда не оказывал Флоренс даже столь пустяковых любезностей? Можно было, разумеется, спросить ее об этом, но скорее всего она прошептала бы в ответ «я не знаю», с глазами, полными отчаяния и тревоги.
Протянув руку, Руперт накрыл ладонь Флоренс своей. Кожа ее была теплой и шелковистой на ощупь, и уже сама мысль о том, что такая она везде, будоражила его воображение и возбуждала.
— Вы сказали, что это ваше любимое, — сказал он, протягивая ей пакет.
Ее улыбка стала шире, и она с шутливой поспешностью выхватила пакет из его рук.
— Я могу не помнить, кто такая есть, где живу и что делала на горящем складе, но чизбургер по запаху узнаю всегда.
Руперт невольно улыбнулся, несмотря на несколько настораживающую резонность замечания Флоренс. Действительно, кто она такая? Отсутствие обручального кольца на пальце и даже бледной полоски, указывающей на его длительное ношение, могло бы свидетельствовать об отсутствии мужа, однако это отнюдь не исключало наличия приятеля или даже серьезной любовной связи. Врачи сообщили ей, что у нее никогда не было детей, на что она пожала плечами, пробормотав, что им, разумеется, виднее.
По словам Флоренс, ежедневно навещающий ее психиатр установил, что она страдает амнезией третьей стадии, обычно являющейся следствием тяжелой травмы. Что ж, хотя бы в этом сомневаться не приходится, подумал Руперт, глядя на неловко разворачивающую чизбургер здоровой рукой женщину. В дополнение к сломанному запястью, отравлению дымом и многочисленным синякам она получила сильное сотрясение мозга, вызванное падением на нее стеллажа, уставленного банками с краской.
Откусив кусок чизбургера, Флоренс закатила глаза и издала негромкий довольный стон.
— Вижу, вам нравится, — сказал Руперт, закидывая ногу на ногу.
Она коротко кивнула, затем откусила еще кусок, прожевала и только после этого ответила:
— Очень нравится. Это лучшее из того, что случилось со мной за сегодняшний день.
— Понимаю, эти полицейские, наверное, были с вами не слишком вежливы. Однако они просто делают свое дело.
Флоренс положила остаток чизбургера на стоящий рядом с кроватью столик на колесах, как будто внезапно потеряв всякий аппетит.
— Проблема совсем не в этом. Сегодня ко мне приходила миссис Пибоди из службы социального обеспечения, — тихо сказала она.
— И что же? — спросил Руперт.
Тяжело вздохнув, Флоренс подняла на него взгляд, в котором читалось беспокойство, даже паника.
— Завтра меня выписывают отсюда. Миссис Пибоди предложила мне подумать о том, чтобы лечь на некоторое время в стационар.
Испытывая непонятное беспокойство, он рывком поднялся.
— Почему?
Проработав с медиками бок о бок не один год, Руперт прекрасно знал, что под словом «стационар» подразумевается психиатрическая лечебница. Неспособность Флоренс вспомнить что-либо о себе отнюдь не исключала подобной возможности. Но сама мысль о ее пребывании в содержащейся на государственный счет, страдающей от нехватки обслуживающего персонала клинике показалась ему просто невыносимой.
Флоренс попыталась было скрестить руки на груди. Но тяжесть гипсовой повязки заставила ее болезненно поморщиться, и она отказалась от своего намерения.
— Потому, — ответила она, кладя руки обратно на одеяло, — что я не знаю, кто такая есть и где живу. К тому же меня, по всей видимости, никто не разыскивает, и, как сказали полицейские, у них нет ни одного заявления о без вести пропавших, приметы которых совпадали бы с моими. Поэтому-то мне и предложили перебраться в стационар — по их мнению, я не в состоянии позаботиться о себе сама.
Судя по сцене, свидетелем которой Руперт стал при появлении в палате, она прекрасно могла о себе позаботиться. Должен ли он хоть что-нибудь для нее сделать, даже если чувствует себя вновь втянутым в одну из ставших уже традиционными историй? Слов нет, в последнее время он решил стать более прагматичным, но Флоренс действительно нуждалась в защитнике — ведь пока к ней не вернется память, она будет совершенно одинока. Кроме того, на этот раз Руперт имел все основания полагать, что оказанная ей помощь не приведет к тому, что опять придется менять номер телефона или прибегать к помощи закона, как это было в случае с Долорес Перейра, когда та стала слишком настойчива и надоедлива.
