Дженис Спрингер - Только ради тебя
— Привет, дружище, — сказала Ребекка, когда Рид взял трубку. — Что нового происходит?
— О, здравствуй, крошка! Давненько тебя не было слышно. Совсем забыла старика Рида.
— Не обижайся, просто я сменила место работы.
— Неужели? Где же ты теперь? — В голосе Рида звучал неподдельный интерес.
— В «Рефлекшене».
— Ого! — присвистнул Рид. — Добралась до верхов?
— Есть и повыше кое-что. — Ребекка улыбнулась. — Но пока мне хватит и этого.
— Так что же тебя интересует: сплетни, скандалы?
— И то, и другое.
— Вынужден тебя разочаровать, но в высшем свете все относительно тихо. Единственное, что намечается, — прием у Марка Фермонта, известного банкира, ну ты его знаешь.
— Ага, хотя не так близко, как ты, к сожалению.
— Подколки? — усмехнулся Рид. — А ведь, между прочим, тебе на этот прием никак не попасть. Журналистов туда не приглашают.
— Вот как? — Ребекка тут же встрепенулась, моментально представив, какой удачный может оказаться материал, а главное — эксклюзивный, если она единственная из всех журналистов окажется на приеме.
— Интересует?
— Еще бы! — Голос Ребекки стал умоляющим. — Рид, солнышко, по старой дружбе...
— Ладно, я и так приберег теплое местечко рядом с собой для тебя. Меня и сотрудников моего салона зовут туда в качестве штатной команды парикмахеров для семьи банкира. Естественно, я останусь на банкет. Так что никто не удивится и не будет возражать, если я появлюсь там с подружкой.
— О, Рид, даже не знаю, как тебя благодарить! — Ребекка рассыпалась в любезностях.
— В любом случае от благодарности я не откажусь, это уж точно.
— Итак, когда же прием?
— Двадцатого сентября. Успеешь купить сногсшибательный наряд?
— Что-нибудь сногсшибательное я откопаю в своем шкафу. У меня нет, как у твоих банкиров, миллионов на счету.
— Да, придется появиться в свете с такой оборванкой, как ты, — поддел ее Рид и притворно вздохнул. — Ладно уж, по крайней мере твоей прической и макияжем я займусь лично.
— Спасибо и до встречи. — Довольная Ребекка повесила трубку.
— Что-то нарыла? — спросил Ребекку подошедший к ней Эрик Брэйди.
— Тебе, я смотрю, сегодня не работается? — Ребекка усмехнулась.
— Почему? — удивился Эрик.
— Я сижу здесь уже около двух часов, и ты все это время крутишься поблизости.
— Ты мне понравилась. — Эрик присел на краешек ее стола. — Никак не могу уйти отсюда. Обратно тянет.
— Работу потерять не боишься?
— Нет, у меня куча нетленок в запасе.
Ребекка улыбнулась: нетленками журналисты называли статьи, которые не требовали немедленной публикации и хранились на тот случай, если в городе перестанут происходить интересные события, а материалов в журнале будет катастрофически не хватать. Правда, такого в «Рефлекшене» не случалось. В редакции работало такое количество народа, что журналу точно не грозило остаться без материалов. Но журналисты все равно писали нетленки на разные темы: как отучиться опаздывать, куда можно пойти отдохнуть в ночное время в Сан-Франциско, что делать, если вас хотят оштрафовать за неправильную парковку, и так далее, и тому подобное. Таких статей у каждого журналиста было с десяток. Так, на всякий случай. Например, их можно отдать редактору, если больше отдавать нечего. Питер Сэндлер в таких случаях морщил нос и говорил: «Лентяи! Читатели, конечно, любят такую ерунду, но мы же не «Космо»!
— Может, пообедаем вместе? — Эрик просительно посмотрел на Ребекку.
— Не знаю. — Она задумалась. — В принципе, я не против. Расскажешь о вашем журнале и о людях, которые здесь работают.
— Представлю досье на каждого. — Эрик склонил голову набок и лукаво посмотрел на Ребекку. — А может, нам гораздо интереснее будет узнать друг о друге?
— Все может быть, — в тон ему ответила Ребекка.
Обедать они пошли в уютное кафе, расположенное неподалеку от здания редакции.
— Здесь обедают все журналисты Сан-Франциско, — заявил Эрик.
Ребекка скептически осмотрела маленькое, но уютное помещение: за столиками сидело всего несколько человек. Эрик заметил ее взгляд.
— Просто сейчас они где-то задержались.
Коллеги уселись за столик возле окна. Ребекка заказала себе салат и стакан апельсинового сока. Эрик же решил не размениваться по мелочам, и уже через пять минут ему принесли целую тарелку спагетти.
— Я гляжу, ты на диете? — спросила Ребекка, улыбаясь.
— А я смотрю, ты ешь не в меру? — парировал Эрик. — Предпочитаю восстанавливать силы чем-нибудь более существенным, чем два листика салата.
— Растительная пища повышает работу мозга.
— И понижает скорость реакции. Если я буду питаться шпинатом, то через три дня не смогу так же резво, как сейчас, бегать в поисках сенсации.
— Значит, тебя будут возить.
— Ага, в инвалидной коляске.
Тридцать минут спустя Эрик, лениво развалившись на стуле и потягивая кофе, рассказывал Ребекке о редакционной жизни.
— Дик тебя наверняка уже предупредил, чтобы ты не ждала теплых дружеских объятий?
Ребекка с сожалением кивнула.
— Я не знала, что занимаю чужое место.
— Оно не чужое, просто журналисты «Рефлекшена» — жуткие снобы. Считают себя избранными, элитой журналистики Сан-Франциско.
— Ты тоже сноб?
— О, еще какой, — заверил Эрик. — Тебе еще предстоит в этом убедиться. Ну так вот, — продолжил он, — забудь свои страхи. Через месяц, даже меньше, ты станешь одной из нас.
— Хм, — с сомнением поджала губки Ребекка.
— Тебе не улыбается стать снобом? Или ты сомневаешься, что тебя примут в стаю?
— Скорее первое.
— Ясно. Не волнуйся, тебе понравится. Кстати, через неделю у нас намечается что-то вроде корпоративной вечеринки по поводу четырехлетия нашего журнала.
— Да, между прочим, всегда удивлялась, как можно за столь короткое время достигнуть такой популярности?
— Питер Сэндлер — гений. Он свое дело знает.
— Так что за вечеринка? — Ребекка вернулась к интересующей ее теме.
— А, ничего необычного, — отмахнулся Эрик. — Просто пьянка. Журналисты очень много пьют.
— Я уже успела в этом убедиться.
— Фишка не в самой вечеринке, а в том, что после нее тебя все будут считать самым близким и родным человеком. Совместные попойки сближают. Ты как относишься к спиртному?
— Честно говоря, не очень положительно.
— Не любишь или боишься перебрать и натворить глупостей?
— Точно, — рассмеялась Ребекка, которой уже начал нравиться ее разговорчивый коллега. — Я и в трезвом-то состоянии сначала делаю, а потом думаю.
