Терри Лоренс - Свет в ночи
На это у него ушла целая минута. Ему понадобилось собрать все силы, чтобы перешагнуть через низкий порог.
Бриджет показалась себе смешной — и жестокой. Но все-таки не тронулась с места.
— Прошу извинить мою подозрительность, — только сказала она.
— У вас нет никаких оснований мне доверять.
— Для маньяка-убийцы вы не слишком стараетесь убедить меня в вашей безобидности.
Но ведь он все-таки оказался в ее доме, так? Бен разглядывал неровные кусочки дуба и вишни, составлявшие узорный паркет. Сделав еще шаг, он чуть не упал ничком. Его повело влево, и он рухнул на столик, деревянные ножки которого пронзительно заскрипели. Кочерга с грохотом упала на ступени.
Она бросилась к нему.
— Вы действительно тяжело ранены!
— Или я — чертовски талантливый актер. Вы не должны покупаться на…
Бриджет положила ружье на стол.
— Вам нужна помощь.
— А вам — уроки самообороны! Никогда не выпускайте ружье из рук!
Она изумленно уставилась на него.
Какого дьявола он на нее орет? Злиться ему надо только на самого себя. Какими бы густыми ни были лесные заросли, терять оружие он не имел права. Как он будет ее защищать, если контрабандисты придут за ним следом? Он ненавидел чувство беспомощности. А еще сильнее он ненавидел подвергать опасности других. Вот почему он работал один. Всегда.
Он провел ладонью по лицу, оттягивая момент, когда вынужден будет посмотреть на нее. Да уж, он показал себя не в лучшем виде! Теперь она будет его бояться, будет все время настороже.
Бен искоса посмотрел на незнакомку. Ничуть не испуганная и не выбитая из колеи, она хладнокровно рассматривала его рану.
— Скажите мне одну вещь. Если бы я сейчас навела на вас ружье, вы смогли бы сделать десять шагов?
Он сильно в этом сомневался.
— Так я и подумала. Может, вы и опасны в добром здравии, но сейчас вы определенно беспомощны. Ну-ка, обопритесь мне на плечо. — Она скрутила волосы жгутом и перекинула их через правое плечо. Приподняв его локоть, она пристроилась ему под мышку. — Давайте действовать вместе.
Бен попытался. Привалившись к ней, он обхватил рукой ее хрупкие плечи. Левой рукой она обняла его за талию.
— Ну-ка, попробуем сделать шаг.
Он обвел взглядом комнату, прежде чем двинуться с места. Стены были бревенчатыми, по-деревенски грубо обтесанными, а вот мебель деревенской никак нельзя было назвать. Белые диваны стояли вокруг кремового ковра с индейским узором. Стулья в белых чехлах окружали столы, накрытые мягкими розовыми скатертями с бахромой.
— Только не сюда.
— Тогда куда?
Как ни противно было ему говорить об этом, но ему ни в коем случае нельзя было оставаться на первом этаже, рискуя тем, что кто-нибудь увидит его в окно — так, как он увидел ее.
— Наверх.
Она даже не оглянулась в сторону лестницы.
— Ну конечно. И вы потеряете сознание на десятой ступеньке. Или, может, продержитесь хотя бы до половины?
— Нехватку сочувствия вы более чем компенсируете сарказмом. Вам об этом никто не говорил?
— Только каждый встречный-поперечный. Это сильно подпортило мне карьеру в медицине. Ну, давайте попробуем добраться до гостиной. Там горит камин, тепло…
— Мне нужна ванная комната. Горячая вода. Мыло и полотенца.
Смерив взглядом длинный коридор, она вздохнула.
— Пожалуй, в этом что-то есть. Кухня расположена в дальнем конце западного крыла — налево вон по тому коридору. Спальни скорее всего ближе. — Она подняла взгляд вверх, словно моля высшие силы о помощи. — Наверху мы все матрацы поменяем, так что вы вполне можете пачкать их кровью. Только пообещайте, что продержитесь, пока мы туда не доберемся.
— Обещаю.
Шаг. Второй. Каждый давался с огромным трудом. Они пытались скоординировать свои движения.
— Как вас зовут? — спросила она.
— Бен.
Он надеялся, что попытки сохранить равновесие помогли ему скрыть недолгие колебания.
— Привет, Бен.
Наверняка у нее тоже есть имя. Но в этот момент следующий шаг требовал от него полной сосредоточенности. Сделав четыре, он подумал, не отупел ли от потери крови. В лесу он опирался на деревья. В этой женщине роста было не больше пяти футов — если не меньше. И весила она всего ничего. Над ними нависли двенадцать ступенек и лестничная площадка. Глубоко вздохнув, он попытался перенести на здоровую ногу побольше веса.
Почувствовав, что он отстраняется, женщина передвинула руку с его талии чуть выше. Он не успел подавить невольный крик.
Она ахнула:
— Больно?
Он стиснул зубы, пока боль не отступила.
— Кажется, я сломал ребро. — Дышать было трудно, на лбу выступили капли пота. — Подождите минуту.
Она терпеливо ждала. И только немного придя в себя, он заметил, что она остановилась не из сочувствия. Когда он встретился с ней взглядом, то прочитал в ее огромных карих глазах подозрение.
— Что случилось?
— Ничего.
Ответ прозвучал неестественно легкомысленно. Лгунья из нее никудышная. Втащив его на следующую ступеньку и сделав там передышку, она попробовала завести непринужденный разговор.
— Так. Как это вы сломали ребро, уронив ружье?
Вопрос явно с подковыркой.
— Когда в меня попала пуля, я упал. Видимо, приземлился на бревно. Или на камень. Так вы сказали, что вас зовут?..
— Я не говорила. Бриджет.
— Бриджет. — Еще ступенька. — Вы не обязаны мне верить.
— Еще одна мужественная попытка завоевать мое доверие.
Он остановился, слегка покачиваясь.
— Я серьезно. Если вам кажется, что я опасен, если вы меня боитесь — просто можете снова прижать мне то ребро.
— Специально?
— К вам в дом попал неизвестный мужчина. Если он делает что-то, что вам не нравится, покажите ему, что почем.
— Вы говорите точь-в-точь как мой отец. Вы пытаетесь меня уговорить или отговорить?
Видимо, уговорить. Она обхватила его пониже, вокруг бедер, — и они поднялись еще на одну ступеньку. Лоб у него блестел от пота. Она попыталась сдуть упавшую ей на лоб челку.
Когда они остановились в следующий раз, Бен кончиком пальца убрал прядь со лба.
— Так лучше?
Она воззрилась на него, приоткрыв губы от изумления и почти не дыша. Нежность его прикосновения тронула ее. А он был изумлен тем, что щеки у нее чуть покраснели.
Она была прекрасна. Он заметил это с первого взгляда. В свете люстры ее кожа казалась фарфорово-нежной. Судя по всему, ей было около тридцати: морщин вокруг глаз не было, но в них читалась умудренность. У нее были аристократические черты лица женщины, которая останется прекрасной и в шестьдесят. Она казалась хрупкой, как стекло, — и в то же время сильной. Сильной во всем, что важно в жизни.