Джойс Дингуэлл - Тысяча свечей
– А еще?
– Мили безлюдной земли, палящее солнце, бесчисленные табуны необъезженных скакунов и стада диких жеребят.
– Прошу тебя, съешь. – Пиппа перегнулась через столик, всовывая брату в руку кусок слоеного пирога и бросив укоризненный взгляд на незваного собеседника. – Смотри-ка!
За окном как раз замелькали загоны и конюшни школы верховой езды, и нос Дэйви снова превратился в расплющенный бутончик. Пиппа искренне надеялась, что сейчас он думает об ухоженных гнедых красавцах, а не о кошмарных диких мустангах.
– Простите, если сказал лишнего, – забавно растягивая слова, покаялся незнакомец, одновременно выпуская аккуратную струйку дыма и отгоняя ее от лица девушки.
– Вот именно, лишнего, – буркнула Пиппа и наставительно добавила: – Зачем вы дразните мальчика, он ведь никогда этого не увидит!
– Вот здесь вы абсолютно не правы, мисс. «Никогда не говори никогда».
– Не учите меня. Я вообще не хочу с вами разговаривать. – И она демонстративно уткнулась в свой журнал.
– На самом деле вы капитулировали, – не сдавался болтливый сосед. – Да, да, вы только что сложили оружие.
– Я читаю.
– И не видите ни слова. Послушайте, я редко встречаюсь с людьми, там, где я живу, на многие мили вокруг нет человеческого жилья, поэтому, когда выдается случай, я не прочь поговорить. Вот почему я езжу на поезде, а не на машине – ради приятной беседы с попутчиком.
– Ничем не могу помочь. Здесь много других купе, пересядьте туда.
– Мне и здесь хорошо.
На этот раз девушка промолчала, упрямо не желая отрываться от журнальных страниц, хотя… чертов незнакомец прав, она не понимала ни слова.
Школа верховой езды осталась позади, и Дэйви снова включился в беседу.
– «Бескрайние просторы», так вы сказали, да?
– Абсолютно бескрайние.
– А эти лошади, кто они?
– Домашний скот, одичавший за годы, проведенные в буше. Чтобы догнать жеребенка, нужно мчаться за ним полным галопом, повалить и прижать к земле.
– Дэйви, гляди-ка, – бесцеремонно вмешалась Пиппа, – кажется, там медвежонок, вон, на дереве.
Маленький носик вновь прижался к стеклу, а смуглолицый попутчик беззвучно, но отчетливо произнес: «Ложь».
Подобной наглости Пиппа снести не могла.
– Простите, что вы сказали?
– Ложь, беспардонная ложь. Вы прекрасно знаете, что никого там нет.
– Да как вы смеете…
– Это гранатовое дерево, коалы на них не живут – общеизвестный факт, а кроме того, на воле их остались считанные единицы. Несколько на побережье к северу от Сиднея, еще в Квинсленде, только не здесь, не в этом кусочке Англии.
– «Кусочке Англии»?
– Ну да, мальчуган прав, – мужчина кивнул в сторону Дэйви, – «совсем как дома», так он сказал. И поэтому-то из сотен других вы выбрали именно это место. Вы просто не хотите расправить крылья. Не хотите… – он уже обвинял, – чтобы я рассказывал ему о других землях. Только я открою рот, как от вас слышится «пожалуйста», да «прошу вас», да «перестаньте».
– Пожалуйста, замолчите, – подтверждая его правоту, выпалила Пиппа, однако строже и настойчивее, чем в прошлый раз, навсегда закрывая эту тему. По крайней мере, она так думала.
Буквально мгновение спустя мужчина перегнулся через стол, вырвал у нее журнал и положил вверх обложкой.
– Я родом оттуда, где привыкли приятно проводить время. – Он будто не замечал негодования на ее лице.
– Мы тоже.
– Неужели? Сроду бы не подумал, – нахально ухмыльнулся он.
– Меня ни капли не интересует, что вы думаете.
– Но держу пари, вас это заинтересует. Почему вы не хотите даже попробовать?
– Повторяю, меня все это не касается, – не выдержав, крикнула она.
– А мальчик другого мнения.
– Вы себе льстите! Ему не должно быть интересно. – Колкие слова вылетели раньше, чем Пиппа успела что-либо осознать. Она охнула и прижала руку ко рту. Теперь, по крайней мере, он оставит ее в покое.
И снова ее ждало разочарование. Незнакомец широко улыбнулся и медленно-медленно, так медленно, что она успела понять: он ее раскусил, произнес:
– Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы жизнь была вечной.
Оставалось только подивиться его необычайной проницательности, и девушка спросила чуть слышно:
– А если она не вечна?
– Тогда живите вдвойне, как дети.
– Да, как дети, эхом отозвалась она, а про себя удивилась, зачем открылась ему, совсем незнакомому человеку?
– Хотите что-то рассказать? – словно читая ее мысли, мягко улыбнулся он.
– Нет… Вернее, не могу. Я…
– Послушайте, – после небольшой паузы предложил мужчина, – почитайте журнал, а я устрою мальчику несколько минут настоящей жизни. Не волнуйтесь, я его не расстрою.
– Я… – Пиппа не знала, что на это сказать, к глазам подступали слезы.
Как и минутой раньше, незнакомец понял ее состояние и вернул журнал. Спрятав лицо за широкими страницами, девушка с облегчением вздохнула, попыталась было читать, вот только буквы точно взбунтовались, не желая выстраиваться в строчки и прыгая перед глазами. Она уже почти засыпала, лишь доносился порой то ровный голос попутчика, то возбужденный голосок Дэйви.
С тех пор как Дэйви завел свою песню, его все больше и больше интересовала австралийская весна, и сейчас разговор шел именно о ней.
– Да, приятель, наша весна – всем веснам весна, – гудел необычный спутник, – сегодня земля сухая и твердая, как камень, а завтра ты по колено утопаешь в зеленой траве. А потом расцветают ирисы.
– По сравнению с которыми нарциссы и тюльпаны – жалкие сорняки, – со знанием дела закончил Дэйви. – Знаете, Крэг…
– Крэг? – встрепенулась Пиппа, откладывая в сторону журнал.
– Ну вы даете, мисс! Не знали, что люди обращаются друг к другу по именам?
– Но Крэг… Наверное, он хотел сказать «мистер Крэг».
– Нет, Крэг. Так меня зовут.
– Разве так бывает?
– Я объясню. На западе это обычная фамилия. Крэги были первооткрывателями тех мест.
– Но Дэйви… Он употребил его как имя!
Загорелый весельчак расплылся в улыбке:
– Меня крестили Клементом. Я Клемент, Клемент Крэг. Какой ужас! Я быстро положил этому конец. Теперь я Крэг Крэг.
– Но зачем, мистер Крэг?
– Не мистер, просто Крэг, как сказал ваш брат. – Он взглянул на нее, и Пиппа заметила, что глаза у него такие же темные, как кожа, но с золотистыми искорками.
– Вы знаете, Крэг, – вклинился Дэйви, решив вернуть себе собеседника, – а в Англии, откуда мы приехали, все наоборот. Зимой лето, летом – зима, а…
– А осень тогда, когда падают листья.
– Ага, – оживился мальчик, – а весна в апреле.
– А ты знаешь, что в этом году тебе страшно повезло?