Дорис Смит - Песня, зовущая домой
Однако Илейн это показалось забавным, она захихикала, и в это время газета справа от меня чуть зашуршала. Я с подозрением оглянулась. Но мистер Почти-Невидимка уже снова скрылся за газетой. Мне удалось заметить лишь темные волосы, синий рукав и кисть руки с кольцом на среднем пальце. Да ладно, не мог же он слышать меня сквозь гудение моторов.
— Прошлым вечером я была в «Галерее», — небрежно заметила я.
— О, расскажите! — воскликнула Илейн, отвлекшись, к моему облегчению, от мрачных мыслей.
Я стала рассказывать, как Колина Камерона «случайно» заметили за его столиком и как под ободряющую дробь барабанщика-негра, он, улыбаясь, встал со стула и поднялся на эстраду.
Сопровождавший меня Фрэнк Максвелл, который был шафером Алана, просил извинить его за то, что наш столик оказался почти в самом конце гриль-зала. В самом деле, через разделявшее нас море столиков и плетеных стульев мне были видны только широкие плечи в кремовом пиджаке, темноволосая голова и широкая улыбка.
— Привет вам всем и спасибо. Я не уверен, что должен петь, чтобы заработать ужин, да ладно, сейчас мне приходится следить за своим весом, так что сгодится что-нибудь коротенькое. — Шаг назад, взмах рук и опять широкая озорная улыбка.
Кто-то рядом с нами закричал:
— Пусть будет две! — и кто-то еще: — А где Хани?
Мгновенный, без раздумий ответ:
— Уже в кроватке, чтобы завтра прелестно выглядеть. А мне уже все равно!
И он запел. Еще немного болтовни с ведущим программу о том, что «нам здесь в Найроби придется еще немного терпеть его общество», и что бы мы об этом ни думали, он был в восторге. Потом он на бис объявил «песню, которую я очень часто вспоминал последние несколько дней. Гастроли прошли великолепно, но завтра будет уже два месяца с тех пор, как я покинул свой дом, и это слишком много, — тут он доверительно улыбнулся, — так долго не видеть своих домашних».
— Но говорят, что он крутит с Хани, — заметила Илейн.
— Пусть это вас не волнует. По-моему, он скорее всего не относится к своим связям серьезно. Как бы то ни было, прошлым вечером он вспомнил, что женат. — Я замолчала. Для чего я сказала это? Я ровным счетом ничего не знала о Колине Камероне. Не знаю почему, я смущенно взглянула в сторону газеты и ободрилась, увидев, что она еще больше скрыла соседа.
— Приятно было поговорить с вами, — наивно сказала Илейн, когда мы устраивались на ночь. — Как подумаю, каково мне обычно бывает в полете! — Она откинулась в кресле и закрыла глаза.
Трэси в кресле между нами уже спала. Она уснула час назад. Снаружи искры все еще пятнили темноту, а невидимый мужчина через проход, все еще с мрачной решимостью вцепившийся в газету, включил светильник над своим креслом. Не обращай на него внимания, подумала я. Но это было несправедливо. Он не имел ко мне никакого отношения, и, если ему так хотелось, у него было полное право оставаться анонимом. Он лишь выглядел неподвижным, собравшись в комок подобно человеку, оказавшемуся в бурю на улице. Дебора Белл, ты свихнулась, сонно подумала я. Эта песня подействовала тебе на мозги.
«Мои домашние». Колин Камерон и вправду спел ее прекрасно. Голос его дрожал, и весь переполненный гриль-зал затаил дыхание.
О, как мне не хватает вас, домашние мои,
Просты, но как душой чисты домашние мои.
— Во всем зале не было никого, кто бы не прослезился, — шутил Фрэнк, а я была не настолько глупа, чтобы поверить, что певец переживал те чувства, которые он выставлял напоказ, или что в его мире обитали «простые, но чистые душой» создания. Что ни говори, он был одним из величайших. И все же мне все еще слышались последние строки, которые он повторял с почти невыносимым обаянием:
Я очень скоро вновь вернусь в свою Шотландию,
В уютный дом к своим родным домашним дорогим.
По виду моего солидного соседа справа, сидевшего так неподвижно, как будто он был частью самолета, нельзя было подумать, что с ним что-то неладно, и все же я так подумала. В это время моя соседка слева зашевелилась и громко спросила:
— Еще не пора вставать?
Я сказала, что нет, и ободряюще прошептала:
— Так что будем снова баиньки, как мамочка. — К сожалению, это вызвало интерес, на который я не рассчитывала.
— Мамочка спит? — Трэси изумленно заморгала и вскарабкалась на ноги, чтобы самой убедиться. Так как началась небольшая тряска, я меньше всего хотела, чтобы Илейн проснулась. Что же делать, подумала я, и в отчаянии схватила меню, обложку которого украшали символы стран, обслуживаемых авиакомпанией, — слон, кенгуру, верблюд, антилопа, лев.
— Послушай-ка, — тихо сказала я, — хочешь, я расскажу тебе сказку? — Она энергично закивала. — Хорошо, — сказала я, ободренная быстрым успехом. — Давным-давно жил на свете Лев и жил совсем один. Он был ужасно большой, — я развела руки, — и очень сильный, — я поиграла мышцами.
Снова зашуршала газета, и снова я оглянулась, но газета была поднята так же высоко.
— А что он ел? — сразу спросила Трэси.
— Ну… конфеты, — неопределенно ответила я. Уже пора было переходить к моей героине, маленькой Мышке.
— А что еще он ел? — капризно настаивала Трэси.
Я была слегка ошарашена. Краткий ответ «миссис Антилопу» вряд ли годился.
— Кашу, — сказала я. В конце концов, почему бы льву не быть вегетарианцем? Однако я засомневалась, удастся ли вообще досказать сказку, потому что Трэси была ярой энтузиасткой по части еды.
— А он что ест? — Она наложила растопыренную ручку на слона.
Это уже проще.
— Булочки, — с торжеством сказала я и получила в награду:
— А вы дадите мне булочку?
— По-моему, ты хотела послушать про мистера Льва, — напомнила я ей.
— Нет, про этого, — сварливо объявила она, показывая на кенгуру. — Что он…
— Кашу, — в отчаянии сказала я. Выхода не было. Я поняла, что придется проиграть всю гамму. Так мы и сделали. За четыре минуты я прописала диету каждому животному в меню, но когда дело дошло до сфинкса, я на мгновение пала духом. Спи, Трэси, спи, лихорадочно думала я, озираясь по сторонам. К счастью, никто из пассажиров не вызывал в раздражении стюардессу. Я мельком глянула направо и к своему глубочайшему удивлению обнаружила, что смотрю в глаза цвета моря и улыбку откровенного удовольствия от моих мучений. Газета была отложена, и на ней лежали темные очки.
— Песок? — предположил их владелец.
Вот и все, что касалось моих фантазий насчет шрамов или другого уродства. Лицо было приятное, округлое, с высоким лбом, полными, хорошей формы губами, с веселыми морщинками в уголках голубых глаз. И все же в том, как они смотрели мимо меня на Трэси, было что-то такое, что усилило мое любопытство.