Джудит Гласс - Обреченные любить
Она откинула голову назад, открыв грациозный изгиб шеи, потерла мышцы затылка, которые буквально затекли от напряжения. Почему бабушка не сказала ей об этом условии завещания? Почему никак не подготовила ее к этому? И почему вообще она сочла необходимым включать подобное условие в завещание?
Оливия смутно ощутила какое-то движение в глубине зала и спокойно повернулась, занятая исключительно своими мыслями. Но ей тут же пришлось схватиться за спинку стула, так как колени у нее в прямом смысле слова подломились. Прислонившись к дверному косяку, на нее невозмутимо взирал Гил Россаро.
С ужасом она обнаружила, что призрак прошлого материализовался у нее на глазах. Это был совсем не бесплотный дух, нет, это был полнокровный живой мужчина, столь желанный ею когда-то. Его не было, когда Оливия приехала в адвокатскую контору, она знала точно. Не заметить его она бы не могла.
Высокий, с густой шевелюрой цвета вороного крыла и оливковой кожей, Гил был безошибочно отмечен печатью своего латиноамериканского происхождения. Теперь на Оливию из-под прямых бровей смотрели его темно-карие глаза с черными зрачками, в глубине которых застыл холод. Черты его лица все так же строги и безупречно красивы, отметила она при виде этого гордого, вызывающе смелого человека, чей облик так четко запечатлелся в ее душе. Гил — самый привлекательный мужчина из всех, кого она когда-либо встречала, — признание этого больно укололо ее в сердце.
Да, это был он, именно его она видела из окна своего рабочего кабинета. Теперь это совершенно ясно. Инстинктивно ее тело признало его, несмотря на все старания разума отрицать это.
— Как… как давно ты здесь? — спросила она, спотыкаясь на каждом слове.
— Достаточно долго, — последовал краткий невозмутимый ответ.
Она вдруг вспомнила, как неожиданно щелкнул запор двери во время оглашения завещания. Значит, тогда он и появился? Как раз вовремя, чтобы услышать подробности ее вхождения во владение наследством и увидеть, как она взорвалась? Эта мысль больно кольнула ее.
— Тебе совершенно нечего делать здесь, — выпалила Оливия, внезапно почувствовав испуг и свою уязвимость.
В последний раз, когда она видела Гила, он перевернул весь ее мир. Неужели это простое совпадение, что он вновь появился именно сейчас, когда ее судьба как не укрощенный конь снова взвилась на дыбы?
Ее враждебный тон, однако, вызвал лишь соответствующий взгляд со стороны Гила.
— Я вижу, Оливия, что со времени нашей последней встречи твои манеры совсем не улучшились. Я имею полное право находиться здесь. Если разобраться, я вовсе не посторонний. Ты что, забыла, что Вивьен и я — тоже как-никак родственники, крошка-кузина?
Это словечко «крошка» — оскорбление, к тому же намеренное. Язвительный тон Гила не оставлял сомнений, что речь не шла ни о каком снисходительно-ласкательном обращении, принятом между родственниками. Так он обращался к ней пять лет назад, хотя и тогда это обращение казалось совершенно неуместным, несмотря на то, что она и была еще глупой девчонкой.
Оливия вытянулась во весь рост. Она ничего не забыла, ни один эпизод того давно прошедшего лета не изгладился из ее памяти.
В возрасте восемнадцати лет она была рослой и физически развитой девушкой и считала себя полностью вышедшей из детства. Дав ей прозвище «крошка-кузина», Гил не только смеялся над ее ростом, но и над притязаниями юной особы на статус взрослой женщины. А ей так хотелось произвести на него впечатление своей взрослостью и знанием жизни. Как она старалась, чтобы под обликом девчонки он увидел в ней женщину. Впрочем, больше всего на свете тогда ей хотелось его любви.
Воспоминания ранили душу, и глаза Оливии застлала пелена предательского тумана. Знал ли этот бесчувственный мужчина, как она страдала из-за него? Нет, конечно, он и не подозревал ни о чем, и она никогда не должна позволить ему узнать правду.
— Ты можешь считать себя родственником Вивьен благодаря замужеству твоей матери, но в завещании ты не упомянут, и поэтому не имеешь никакого права присутствовать здесь, — настаивала она, вызывающе вздернув подбородок.
— Может быть, по имени не упомянут, но думаю, что могу претендовать, по крайней мере, на роль заинтересованной стороны.
Твердая уверенность, с какой он произнес эти слова, обеспокоила Оливию. Ее смятение не улеглось, когда Гил неторопливо поднялся с места и направился к ней. Она подумала, не отлично ли скроенная одежда придавала такую легкость и элегантность его движениям.
Пальто из темно-серой кашемировой ткани изумительным образом подчеркивало широкий размах его плеч. Гил был всего лишь на шесть дюймов выше Оливии, но почему-то в его присутствии она чувствовала себя чуть ли не карлицей. Она отметила, что он изменился, причем в лучшую сторону. Прошедшие пять лет обтесали мужскую природу Гила почти до совершенства. Именно этого она и боялась, справедливо полагая, что со временем влечение к нему у нее не ослабнет, но усилится. Не поэтому ли все это время она во что бы то ни стало старалась избегать встречи с ним?
Ответы на эти вопросы, неприятные сами по себе, вогнали ее в краску. Поднимаясь от шеи, румянец залил ее бледные, как у всех рыжеволосых, щеки. Кожа ее пылала.
— Здесь слишком жарко, — в отчаянии пробормотала Оливия, тщетно пытаясь объяснить свое состояние.
— Ты ведь не собираешься упасть в обморок, я надеюсь? — Высказанный с манерной медлительностью вопрос не содержал даже намека на заботу о том, не потеряет ли она сознание в самом деле.
Оливия закрыла глаза, как бы защищаясь от его безразличия.
— Не волнуйся, — заверила она Гила. — Я никогда в жизни еще не падала в обморок и не собираюсь начинать эту практику теперь.
— Рад слышать. В своих личных помощниках я не ищу такого качества, как комедиантство.
— Что?.. — Оливия уставилась на него, лишь наполовину осознав значение его слов.
Понимая, что он полностью завладел вниманием Оливии, Гил в течение нескольких секунд безжалостно сверлил ее глазами.
— Вероятно, ты еще не знаешь, что вчера я был назначен исполнительным директором «Бофора».
Ледяной холод, вползший в душу Оливии, не имел ничего общего с погодой на улице.
— О чем ты говоришь? — прошептала она. Гил пожал плечами с возмутительной непринужденностью.
— Эдвард Маккей уже давно собирался уйти на покой; смерть Вивьен лишь ускорила его окончательное решение. Совет директоров предложил мне эту должность, и я согласился.
— Просто вот так взял и предложил?
— Просто… вот… так! Да! — отчеканил он. Короткие отрывистые слова не оставляли места для сомнений.