Кристин Григ - Ради нашей любви
– Почему?
– Потому что они все идиоты! Они считают, что в наши дни небольшое независимое предприятие не может выжить, что времена, когда женщины готовы были выкладывать состояние за эксклюзивную – так, кажется, сейчас говорят? – одежду, давно позади, что моя внучка не способна управлять компанией…
– А вы полагаете, что они ошибаются?
– Я не полагаю, я знаю, – нетерпеливо ответила графиня. – Женщины никогда не потеряют пристрастие к дорогому платью! И никогда не перестанут за него платить – если не они сами, то их любовники.
– А ваша внучка? Вы уверены, что эта задача ей по силам?
– Моя внучка училась в Англии и получила степень по менеджменту. Она умна, решительна и всегда добивается своего. Точь-в-точь как я.
Курт кивнул – в этом он не сомневался. Воображение уже нарисовало ему омоложенную копию графини – сухонькую старую деву с пронзительным взглядом и острым язычком.
– Ясно, – проговорил он. – Вы хотите, чтобы я одолжил вам денег. Может быть, объясните, какая мне от этого выгода?
– «Рудольштадт интернэшнл» недавно приобрел права на один из французских домов моды.
Курт поднял брови: об этой сделке еще не было известно широкой публике.
– И?
– И вы, несомненно, понимаете, – нетерпеливо закончила графиня, – что торговая марка «Дамское изящество» послужит для вас хорошей рекламой и поможет привлечь наших постоянных клиентов.
Курт откинулся в кресле. Она права, это выгодная реклама – но не настолько выгодная, чтобы отдавать за нее названную сумму. Да и с какой стати графиня расхваливает ему свое дело, если хочет сохранить его за собой?
– Боюсь, я не совсем вас понимаю. Вы просите меня купить…
– Я прошу вас, молодой человек, одолжить мне денег. Сколько раз повторять?! Вы даете мне заем, я выплачиваю долг в течение пяти лет с процентами, о которых мы условимся.
– Значит, вы не хотите продавать мне свое дело?
– Да вы что, оглохли? Разумеется, нет! Ни вам, ни кому-либо другому. Все, что мне от вас нужно, – заем. Просто заем.
Курт покачал головой.
– Повторяю вам, графиня, я не банкир.
В первый раз за их встречу на лице графини отразилась неуверенность.
– Согласна, принимая мое предложение, вы рискуете…
– Разумеется.
– И я готова вознаградить вас за риск. Я уступлю вам пять процентов акций «Дамского изящества».
Пять процентов акций гибнущей компании? Вежливость не позволяла Курту ответить, что он думает о таком предложении.
– Если же я не смогу расплатиться… – Графиня глубоко вздохнула. – Если такое вдруг произойдет, хотя это и крайне маловероятно, вы станете единственным владельцем «Дамского изящества» и сможете выпускать под этой маркой собственную продукцию.
Старуха откинулась в кресле. Руки ее, сжимающие трость, заметно дрожали. Только сейчас Курт понял, чего ей стоило прийти сюда. Очевидно, она в отчаянном положении – должно быть, истощила все свои средства, чтобы поддержать компанию на плаву, и теперь готова рискнуть самым дорогим – родовым достоянием.
Он не сомневался, что расследование подтвердит его догадку: графиня по уши в долгах и предприятие, которое она предлагает в обеспечение займа, не стоит двух с половиной миллионов фунтов стерлингов. А на заведомо убыточную сделку он не согласится. Осталось лишь найти слова, чтобы об этом сказать…
– Я слышала, вы любите риск, – вновь заговорила графиня. – Разве не так вы положили начало своему состоянию, герр Рудольштадт? Рискнули всем, даже собственной жизнью, всего себя без остатка вложили в безумное, опасное предприятие? – Она улыбнулась, озорно блеснув глазами, и Курту вдруг подумалось, что в молодости она была красавицей. – Но на этот раз вы ничего не потеряете, Курт. Теперь рискую я.
Удар попал в цель. Курт встал и протянул пожилой женщине руку.
– Договорились, – сказал он. – Два с половиной миллиона фунтов стерлингов. На пять лет. Под два процента.
– Годовых?
Курт рассмеялся.
– Всего. В целом за пять лет.
– Нет, годовых!
– Вас оскорбляет моя щедрость, графиня?
– Меня оскорбляет милостыня. Десять процентов за пять лет, герр Рудольштадт. И ни пол-процентом меньше.
– Четыре.
– Шесть с половиной.
Курт хотел было напомнить ей, что условия назначает заимодавец, но вместо этого просто поднес морщинистую руку графини к губам.
– Вы, графиня, умеете торговаться. Договорились. Шесть с половиной процентов, через пять лет.
Пожилая дама улыбнулась и кивнула. С тех пор Курт Не видел ее и ничего о ней не слышал уже пять лет – до вчерашнего дня, когда она позвонила ему и пригласила отобедать у нее в родовом замке. Курт хотел отклонить предложение, но вспомнил рапорт, подтвердивший его подозрение, что графиня не сможет выплатить долг, и согласился.
Дорогу автомобилю преградили тяжелые кованые ворота. Курт затормозил. Что же он скажет? Как убедит графиню принять от него прощение долга? Может быть, наплести что-нибудь о налогах, о том, что для него самого выгоднее будет просто списать эти деньги?.. Да, пожалуй, это может сработать.
Однако час спустя, за кофе по-венски в старинных чашках китайского фарфора, Курт понял, что эта идея никуда не годится. За обедом графиня вежливо отклоняла любые разговоры о бизнесе; теперь же, стоило ему заговорить о налогах, как она нетерпеливо махнула рукой.
– Герр Рудольштадт, давайте покончим со светской болтовней и перейдем к делу. Как вы, возможно, уже подозреваете, я не могу выплатить вам долг.
Курт кивнул.
– Вы правы, я так и подозревал. Но это не проблема.
– Разумеется. Мы заключили соглашение, и теперь «Дамское изящество» ваше.
Лицо пожилой дамы оставалось спокойным, но дрожь в голосе выдавала ее чувства. Курт устало вздохнул.
– Графиня, послушайте меня. Я не могу…
– Можете. И должны. Таково наше соглашение.
Курт провел рукой по волосам.
– Любые условия можно изменить.
– Люди чести держат свое слово, – холодно возразила графиня, – а мы с вами – люди чести.
– Да, безусловно, но… графиня, я прощаю вам долг. Честное слово, мне эти деньги не нужны. Я на благотворительность каждый год отдаю больше, чем… – Ах черт, вот этого говорить не стоило! – То есть… я не то имел в виду…
– Фон Левенштейны не принимают милостыни.
– Да, разумеется. Я просто хотел…
– Вы хотели пересмотреть условия нашего договора.
– Нет… Да… Черт побери, графиня…
– Герр Рудольштадт, я бы попросила вас не прибегать к подобным выражениям.
Курт вскочил.
– Графиня, я прибегаю к простой логике! Неужели вы не понимаете…
Старуха подняла голову, пронзила его безжалостным взглядом. Яркая, удивительно яркая синева ее глаз показалась Курту странно знакомой.
