Триш Мори - Подарок богов
Проклятье!
Повернувшись на каблуках, он быстро и решительно прошагал в апартаменты матери. Той девочки, которую он знал как Серу, больше нет. С тех пор прошло много лет...
Он оказался в одной из внутренних комнат, где стены между яркими гобеленами были обтянуты шелком в золотисто-рубиновых тонах, на полу лежал дорогой шелковый ковер. Его мать, с прямой спиной, сидела среди подушек; на подносе Рафик увидел кофейник, маленькие чашечки и небольшие тарелки с финиками и инжиром.
На ней было изящное платье из бирюзового шелка. Она по-матерински просияла, когда увидела Рафика, и легко поднялась на ноги. В этот миг он почти забыл, отчего так разозлился только что.
— Рафик, — произнесла она, когда он взял ее протянутую руку и поцеловал, а затем заключил в объятия свою маму. — Как давно тебя не было!
— Я был здесь несколько недель назад, — воспротивился он, когда они уселись на пол, устланный подушками, — на свадьбе кузена Завиана.
Он не стал уточнять. Пусть Завиан не приходится ему кровным кузеном, а его настоящее имя не Завиан, а Зафир, но в детстве они росли вместе, и Зафир являлся полноправным членом семьи Рафика.
— Но ты недолго пробыл здесь, — запротестовала мать.
Да. Пожар на складе в Сиднее еще больше сократил время его и так недолгого пребывания на родине. Сразу после свадебной церемонии он уехал, не дождавшись начала празднеств.
Только теперь он понимал, как была разочарована его мать... После похорон ее мужа прошло два года, у нее по-прежнему было мало морщин, но признаки неизбежного старения были налицо. В ее волосах появилось больше седины; в уголках серо-голубых глаз залегли предательские морщинки, которых Рафик не помнил. Впервые он заметил, как грустны глаза матери. Не они ли доказательство того, что ее жизнь сложилась не так, как ей хотелось? Грустные глаза матери внезапно напомнили ему глаза другой женщины...
Он отмахнулся от вероломной мысли. Сейчас Рафик рядом с матерью, незачем думать о том, как выглядит другая женщина. Он взял мать за руки и пожал их:
— На этот раз я пробуду здесь дольше.
Мать кивнула, и он с облегчением отметил, как улыбка убрала грусть из ее взгляда.
— Я рада. А теперь хочешь кофе? — Изящным жестом она налила им обоим кофе с кардамоном. И, пока они пили его, мать засыпала Рафика вопросами. О том, как продвигается его бизнес, как долго он пробудет здесь, какова мода в Австралии, какие в моде цвета, приехал ли он один, лампы в каком стиле лучше продаются, ждет ли Рафика кто-нибудь дома...
Он отвечал на вопросы, осторожно обходя те, на которые отвечать не хотел, зная, что, ответив, спровоцирует еще больше вопросов. Три сына, почти тридцатилетние, и ни один из них не женат... Несомненно, мать захочет узнать о сердечных делах сыновей. Рафик не знал, что на уме у его братьев, но матери не удастся заставить его найти женщину и остепениться.
Не сейчас.
Никогда.
Давным-давно, в какой-то другой жизни, Рафик воображал, что влюблен. Он наивно мечтал и строил всевозможные планы. Но тогда он был моложе и намного глупее и не мог понять, что мечты подобны пескам пустыни — вроде бы постоянны, но всегда неустойчивы и могут уноситься легчайшим дуновением ветерка и обрушиваться на человека, губя его.
Слава богу, Рафик обладал одним ценным качеством — он делал выводы из собственных ошибок.
Пусть урок оказался мучительным, но он хорошо его выучил.
Ни за что он не совершит подобной ошибки снова.
Его матери придется ждать внуков от других сыновей. И, хотя ему трудно представить, что его ветреный младший брат когда-нибудь женится, Кариф, взойдя на трон, найдет себе жену, чтобы обеспечить королевство наследниками.
— Мама, хватит, — откровенно сказал он, наконец устав от бесконечных вопросов. — Ты знаешь мое отношение к этому. Я не женюсь. Кариф скоро подарит тебе желанных внуков.
Мило улыбнувшись, мать Рафика продолжила расспросы. Он изо всех сил старался сосредоточиться на обсуждении бизнес-вопросов, однако на душе у него было неспокойно.
И все потому, что она здесь, в Шафаре. Женщина, которая предала его, чтобы выйти замуж за другого...
— Рафик? — Голос матери вытащил его из размышлений. — Ты не слушаешь. Тебя что-то беспокоит?
Он покачал головой и стиснул зубы, стараясь подавить разыгравшиеся эмоции. Но безуспешно.
— Что она здесь делает? — Казалось, что вопрос вытянули из него и из его легких вышел весь воздух.
Мать сморгнула. Взгляд ее серо-голубых глаз стал бесстрастным, когда она снова взяла кофейник.
Рафик остановил ее, нежно коснувшись рукой, давая понять, что не шутит.
— Я видел ее. Серу. В коридоре. Что она тут делает?
Вздохнув, мать поставила кофейник на поднос, откинулась назад и сложила руки с длинными пальцами на коленях.
— Теперь она здесь живет как моя компаньонка.
— Что?!
Женщина, предавшая его, — компаньонка его матери? Пережить такое невозможно! Каждый мускул и косточка в теле Рафика воспротивилась столь беспечно произнесенным словам матери. Вскочив на ноги, он крутнулся на месте, но так и не унял ярости. Быстро прошагав на балкон, запустив пальцы в волосы, он стал ходить туда-сюда, словно лев в клетке. А потом резко остановился.
Мать появилась рядом, коснулась прохладными пальцами разгоряченной кожи его руки.
— Итак, ты ее не забыл?
— Конечно забыл! — взорвался он. — Она ничего для меня не значит — даже меньше чем ничего!
— Конечно. Я понимаю.
Он посмотрел на усмиренное прожитыми годами лицо матери, вгляделся в ее глаза, ища намек на понимание. Несомненно, его мать должна лучше всех понять его.
— Понимаешь? Тогда ты должна была понимать, как сильно я ненавижу ее. И все же она здесь — не просто во дворце, а рядом с моей матерью! Почему? Зачем она здесь, а не колесит по миру с мужем? Или он наконец осознал, насколько она хитра и жаждет власти? Долго же он приходил к этому выводу...
За его тирадой последовало повисшее напряженное молчание.
— Ты не знал? — тихо спросила мать. — Хусейн умер чуть больше чем полтора года назад.
Ошеломленный Рафик замер, в молчаливом неверии обдумывая новость. Значит, поэтому Сера так печальна? Она по-прежнему оплакивает любимого супруга?
Черт бы побрал эту женщину! Какое ему дело до того, что она печальна? Много лет назад она потеряла право удостаиваться его сочувствия.
— И все же это не объясняет, почему она здесь. Она сделала выбор. Разве она не принадлежит семье Хусейна?
Его мать покачала головой и вздохнула:
— Мать Хусейна выгнала ее до его похорон.
