Триш Мори - Вынужденный брак
Последние двенадцать лет превратили Элен в невероятно привлекательную женщину. В зеленых глазах вспыхивают золотые искорки, резко очерченный подбородок достался ей в наследство от отца, но губы — полные и влекущие. Наклонившись положить бумаги на стол, Паоло почувствовал аромат ее тела, смешавшийся с запахом духов.
Исключительно хороша. Окончательно же добил его вид ножки, случайно открывшийся ему не так давно. Наверняка зная теперь, что у нее под халатом вряд ли надето что-нибудь, кроме крошечных трусиков, он с трудом подавлял в себе желание повалить ее на постель, с которой она встала из-за его неожиданного визита.
Внезапно ему захотелось узнать о ней побольше. Что она делала последние двенадцать лет? С кем была?
И ждет ли этот кто-то ее сейчас в постели?
Фотографии в комнате ни о чем не говорили. И никаких признаков присутствия мужчины, вообще кого-нибудь еще в квартире.
— Там отмечено, где надо подписать, — пояснил он. — Ты уверена, что я никого не обеспокою своим поздним посещением? Соседку по квартире? Приятеля?
Элен холодно посмотрела на него поверх документов.
— Совершенно уверена.
Паоло мысленно ругнулся. Ему требуется не такой ответ.
— Так у тебя нет друга или он живет отдельно? Она положила ручку и уставилась на него прищуренными глазами.
— У меня нет друга, нет здесь и соседки. Понятно, что и мужа, естественно, нет, если не считать тебя, конечно. Чем скорее ты позволишь мне подписать бумаги, тем раньше я смогу заняться устройством своей жизни.
— Можно подумать, что претенденты уже выстроились в очередь под дверью, — сказал он, почти не разжимая губ. И продолжил исследование комнаты, оставив Элен разбираться с бумагами. Неужели ей так не терпится подписать?
Взгляд Паоло упал на фотографию пары, которую он сразу узнал. Ее родители. Его теща с тестем. Каролина Грэйнджер улыбалась в камеру — светская львица в шелках и жемчугах, а холодные голубые глаза Ричарда Грэйнджера наполнены безграничным самодовольством человека, подмявшего мир под себя. Учитывая его деловые связи, это почти правда.
— Как твои родители? — спросил Паоло через плечо.
— Не знаю, — ответила она.
Отставив фотографию, он обернулся к Элен.
— Не знаешь?
Она уронила ручку, провела руками по волосам. Он зачарованно следил, как их длинные пряди проходят сквозь пальцы и снова ложатся на плечи. Ему понравилось, как рука теряется в их гуще. Тот самый сорт волос, в которых можно потеряться.
— Последний раз я получила весточку от отца через четыре недели после нашей свадьбы. Ты тогда уже вернулся в Милан, а я сняла свою первую квартиру в Париже. Там его адвокат меня и нашел. Отец сообщал, что у него больше нет дочери.
— Отказался от тебя?
— Похоже на то.
— Я не знал.
Она пожала плечами.
— Я догадывалась, что он разозлится. Его сделка не состоялась. Отец не только потерял лицо, он потерял миллионы — миллиарды, возможно, если б задуманное имело предполагаемый успех. Он хотел, чтобы я поплатилась за непослушание.
— Но покончить с тобой так.., разлучить с матерью…
— Ничего страшного, — сказала Элен поспешно. Слишком поспешно, чтобы поверить в ее искренность. — Я ведь получила то, что хотела. Хорошую карьеру в международном женском бюро, нормальную жизнь в Париже. — Она слабо улыбнулась ему. — Если подумать, этим я обязана тебе.
— Нет. Ты всего добилась сама.
— Но без тебя мне не представилось бы такой возможности. Никому не было дела до того, что происходит. Даже если и было, то всех пугала перспектива перейти дорогу моему отцу. Ты — единственный, кто не позволил поступить со мной как с еще одним предметом купли-продажи, фигурирующим в деловых операциях отца.
У Паоло благородство собственных побуждений вызывало сомнение. В то время его разозлило, что Элен поставлена своей семьей в такое положение. И с юношеской порывистостью он решил, что их план продать собственную дочь следует сорвать.
Он глубоко вздохнул. Оглядываясь назад, он, вполне вероятно, остался бы в стороне, зная, какие будут последствия. Предоставил бы ее собственной судьбе и Халеду.
— Я знаю, — продолжала Элен, — что никогда не смогу расплатиться с тобой за потерянные годы, но я всегда, всегда буду тебе благодарна.
Она снова улыбнулась, утирая слезы с ресниц, и в нем что-то перевернулось. Как мог он ее бросить? Паоло едва сдержался, чтобы не обнять Элен, утешая поцелуями.
Но он не посмел. Однажды Паоло почти потерял контроль над собой. Если он ее поцелует, то остановиться уже не сможет, потому что это заглушило бы и его собственную боль.
Вздохнув, Паоло попытался забыть о катастрофических последствиях поступка, совершенного ими так давно, о другой женщине, связанной теперь с тем самым человеком, от которого он спас Элен.
Что с того, что Элен свободна? Сапфир от той же участи ему не удалось уберечь. Он чуть ли не на блюдечке преподнес ее Халеду. Гордиться нечем.
Надо сворачивать этот разговор. Слишком болезненные раны могут вскрыться.
— Я не мог поступить иначе, — сказал он сухо, отвернувшись к ее коллекции фотографий раньше, чем она заметила, что что-то не ладно. Спустя секунду шорох переворачиваемых страниц сообщил ему, что она вновь углубилась в изучение бумаг.
Сегодняшний визит сюда — бредовая идея. Следовало послать бумаги. А прийти означало то же, что сорвать бинты с незажившей раны.
— Не пойму, — сказала Элен, вклинившись в его невеселые раздумья. — В бумагах говорится о настоящем разводе. Но я думала…
Он оглянулся и замешкался, глядя, как разгорается румянец на ее щеках. Когда стало ясно, что продолжать она не намерена, спросил:
— Думала — что?
— Что брак будет признан недействительным. Учитывая…
Он шагнул ближе, удивляясь ее смятению.
— Учитывая отказ от выполнения супружеских обязанностей?
Она кивнула, краснея с каждой секундой все сильнее. Ее подбородок ткнулся в шею, и Паоло невольно посмотрел ниже, зацепившись глазами за ложбинку между грудей, открываемую вырезом халата.
Гладкая, нежная матовая кожа. Паоло сглотнул, удивляясь, как это они не добрались до выполнения супружеского долга.
После того, как он успешно умыкнул ее от матери во время похода по лондонским магазинам и прятал, пока не надел ей кольцо на палец, оба были на подъеме, веселы и беспечны. Они обхитрили ее семейство, обвели вокруг пальца наследника независимого арабского государства. Лишили Ричарда Грэйнджера возможности продать дочь и улизнули.
Отослав фотографии и брачный сертификат ее семье, они по-студенчески отметили событие в убогой спальне, предоставленной приятелем, бутылкой шипучки, поздравляя себя с необычайной сообразительностью, позволившей провернуть дело. Танцевали и смеялись.
