Владимир Купрашевич - Утром, в чужой постели
– Галина! _ зовет он жену, еще не осознав задуманного.
– Ну что?! – недовольным тоном спрашивает она, появляясь в дверном проеме.
Оглянув мельком кухню Галина спохватывается, боком проходит к раковине и повернувшись к мужу лицом пытается ногой прикрыть предательскую дверцу. Ему потуги жены не интересны. Он выдвигает к ней свободный табурет.
– Сядь, пожалуйста.
– Мне некогда. Я стираю, – пытается уйти от разговора
она.
– Мне надо с тобой поговорить…
– Ну что, нельзя в другое время, – слегка бледнеет она но на табурет садится.
– Помнишь, три месяца назад здесь, на этой кухне ты мне вдохновенно объясняла, что мы чужие люди и непонятно зачем живем вместе.
Галина напряженно смотрит на него и лицо ее еще больше бледнеет.
– Я все это время думал над твоими словами и понял, что ты права…
– И все?! – не выдерживает Галина и порывается подняться.
– Нет. Я люблю другую женщину.
Последняя фраза выскальзывает как-будто случайно, но долгая пауза не оставляет сомнения, что это не слуховые галлюцинации.
Галина уставившись на него вдруг краснеет, поднимается, садится снова. Несколько секунд сидит молча, затем хихикает и уходит в ванную, под свисток паровоза. Геннадий провожает ее растерянным взглядом, затем поднимается, выключает газовую горелку и свисток смолкает. Еще с минуту он пытается понять, хочет ли он чаю, но так ничего и не поняв поворачивается к выходу. В Двери входит Галина. Лицо ее неестественно спокойное, волосы аккуратно уложены.
– Я рада за тебя, – слышит он.
В Москву поезд прибыл ранним утром. Здесь же на вокзале Геннадий находит справочное бюро. Женщина в окошке отставляет свой стакан с чаем, принимает заказ и советует заглянуть минут через пятнадцать. Он выходит на привокзальную площадь, еще мокрую от поливалки, несколько минут бессмысленно рассматривает немногочисленных прохожих, затем отправляется в буфет, но когда очередь к прилавку подходит не может вспомнить, что собирался заказать. Снова выходит на площадь. Солнце только что где-то скрывавшееся уже светит вовсю, но ветер холодный. Относительную тишину неожиданно прерывает накатывающий гомон и площадь от вокзала до проезжей части в несколько секунд заполняется разношерстной публикой – видимо подошло сразу несколько электричек. Геннадий смотри на часы. Пора к справочному. Дежурная молча, без комментариев подает ему информационный листок и он отходит в сторону, где сначала рассматривает театральные афиши на соседнем киоске и лишь затем разворачивает бумажку. Не сразу понимает короткую резолюцию «В Москве улицы с таким названием нет». Чего-то подобного он подсознательно и ожидал. Девчонка со своими заскоками так и должна была поступить. «Финита ля комедия!» цедит он, аккуратно вырывает из своей записной книжки листок с фальшивым адресом Ленки и вместе с квитанцией справочного швыряет в первую попавшуюся урну.
Из громкоговорителей он слышит объявление о посадке на Питер и отправляется на перрон. Пока вагоны ползут мимо он невольно вглядывается в женские лица проводниц и понимает, что никуда не поедет. Он проходит по перрону от локомотива до последнего вагона, возвращается обратно и ловит себя на том, что продолжает искать знакомое лицо в толпах пассажиров. От джинсов, чемоданов, портфелей начинает рябить в глазах, зато он уже точно знает, что ему делать. Он помнит ее фамилию, рейс, которым они прибыли в Москву, остается найти предприятие где она числится.
Диспетчерская куда его направила дежурная по вокзалу оказалась в соседнем здании, но обнаружить там живую душу, которая могла бы помочь Геннадию удается не сразу. Отдел кадров в отгуле, а постоянные телефонные звонки не дают возможности дежурной вникнуть в суть дела все что она успевает сообщить это то, что график работы проводников вывешен в коридоре. Если известна фамилия, узнать, когда и каким рейсов отъезжает разыскиваемая не составит труда…
Список бригад оказывается не один. Обследовав несколько стендов он, наконец, находит ее фамилию, номер рейса, направление, время отъезда – это завтра. Маршрут на Мурманск. Другой информации нет и Геннадий пересекает цепочку залов в обратной последовательности.
В зале ожидания он находит свободное место с плохо обдуманной решимостью покинуть его только утром, когда мурманский состав подадут к перрону. Однако уже через десять минут его начинает терзать мысль о выброшенном адресе – может быть название улицы можно было разгадать – у Ленки почерк куринолапый… Возможно есть похожее название… Промучившись некоторое время он отправляется на поиски урны, в которую был выброшен листок. Он знает, что чудес не бывает, что за минувшее время мусор вывезен неоднократно…Урну он находит, но, конечно же, пустую…
Место в зале ожидания уже занято, и Геннадий выходит на перрон. Уже рано темнеет – лето позади. Еще пара недель и потянется вереница дождей, потом заморозки поглотят останки былых радостей минувшего лета, которые скукожатся и исчезнут в архивах памяти среди множества других захоронений, отдающих тленом… Ему начинает казаться, что он никогда не найдет свою проводницу. Конечно это от усталости. Следует поужинать, но заставить себя, скорее всего не получится…
Несколько часов удается убить прогулками по улицам города, рассматриванием витрин, бессмысленным посещением гостиниц, в которых с момента ввода в эксплуатацию мест нет…Кинофильм в соседнем кинотеатре ему не нравится, не содержанием, а потому, что он не успевает на нем выспаться. Дремота эта больше похожа на обморочное состояние. Искусство в таком состоянии воспринимается с трудом.
У вокзала его окликает женщина пенсионного возраста, присматривается к нему оценивающе и предлагает комнату на ночь. Недорого. Недалеко. Можно с горничной, но это по отдельному тарифу. Вступительный взнос – «маленькая» водочки… Горничная – ее племянница, работает проводницей, но денег не хватает, надо дочь содержать, маленькая еще, а за садик бывает и платить нечем…Они там регулярно медосмотры проходят, все чисто…
– Как звать то? – замирает Генка.
– Кого? Меня?
– Племянницу.
– Ритой. А зачем тебе?
Генка отрицательно мотает головой.
– Ну ты че?! Имя что ли не понравилось? – кричит ему вслед тетка.
В зале ожидания вокзала он с трудом находит уголок на жесткой скамье среди чемоданов и покачивающихся в дреме измученных тел. Спать на вокзалах Геннадию приходилось и ранее, потому он без особых усилий отключается от монотонных сетований тех, кто еще не угомонился, от ошарашивающего грома репродукторов.
Под утро его будят чьи-то выразительные ругательства. Пьяный инвалид с опухшей физиономией выражает неудовольствие в нерасторопности молоденькой девушке, помогающей ему надеть пальто из дорогой, но замызганной ткани, которое велико ему размера на два. Старому пьянице кажется, что помощница не слишком почтительна с ним. Девчонка молча поддерживает пальто, пока тот попадает в рукав. Застегнув болтающиеся полы старина направляется по загроможденным проходам, спотыкаясь через каждый шаг и каждый раз выговаривая владельцу ног или чемодана. Его положение облегчается тем, что в столь ранний час трудно найти любителя поскандалить – многие просто не открывают глаза…
Уснуть больше не удается. В зале очень душно. В туалете у зеркал он останавливается, разглядывает свою физиономию, которая мало отличается от фотокарточки бомжа. От холодной воды кожа светлеет, и хотя резь в глазах остается он начинает узнавать себя. В зале у буфетной стойки он встает в очередь за чашкой кофе, но слышит из радиоголосилки сообщение о том, что к первому перрону подается под посадку мурманский поезд.
На перроне он закуривает сигарету в ожидании, пока подползающий состав замрет.
У шестого вагона он еще издали видит Нину, напарницу Лены, с каким-то парнем в спортивной форме. Она скользит рассеянным взглядом по лицу Геннадия, затем спохватывается и улыбается.
– А, любовник! Привет!
– Елена в вагоне?
– Не заметила, – юродствует проводница, но вид собеседника не располагает к юмору и придает серьезности и ей.
– Так она в отпуске, С сегодняшнего дня.
Геннадий чувствует что не может больше стоять.
– Пойдем в вагон, – предлагает он и проходит в купе проводников.
Нина передает сигнальные флажки парню и идет следом.
Геннка садится за столик и вынимает сигареты.
– Можно?
– Ты же вроде не курил…, – замечает Нина.
– Ну да…, – он сует пачку обратно в карма. – А ты не знаешь ее адреса? Я потерял где-то записку…
– Знаю, но она собиралась в деревню…
– Ах да…к дочери…
Нина насмешливо смотрит на него.
– К мужу!
Генка тупо таращится на нее.
– Эх, мужики, где глаза ваши?! Она же совсем девчонка! Родители у нее там.
Нина находит на столике карандаш и пишет на старой квитанции.
