Рене Депестр - Аллилуйя женщине-цветку
В своем исступлении Фаулер не догадывался, что может просто расстегнуть пряжку ремня и спустить мне штаны. Внезапно он прекратил раскопки в моей ширинке и расстегнул свою.
По мере того как он мастурбировал, он все крепче прижимался ко мне, рискуя задушить меня насовсем. Его жадные губы, которым так и не удалось коснуться моих, коршунами клевали мой затылок. Я чувствовал содрогания его тела, приближавшие его к оргазму. Вся моя застывшая кровь ощущала глухие удары землетрясения в его недрах. Ни одна женщина не тряслась так в седле моего ретивого конька, как этот мужлан в миг получения своего удовольствия.
Я воспользовался его расслаблением и нанес мощный удар. Он растянулся на паркете. Я вскочил одним рывком и, не оправляя костюма, кинулся в коридор и скатился по безлюдной, к счастью, лестнице греческого общежития.
Пробежав тоже безлюдный парк городка, я, не сбавляя темпа, устремился к Лиде. Она ждала меня в кафе Международного дома. Всю ту апрельскую ночь она своим сиянием отмывала меня от только что пережитой авантюры.
Гость июньским вечером
Однажды в жаркий июньский день 1958 года, бродя по Гран-рю, главной магистрали Порто-Пренса, я столкнулся нос к носу с другом детства и одноклассником Лораном Стерном. Мы еще не виделись с тех пор, как я вернулся на Гаити после двенадцатилетнего житья за границей. Мы, конечно, кинулись друг другу в объятия.
— Изменник! Ты уже здесь три месяца, я-то знаю, а не попытался ни меня повидать, ни познакомиться с моей женой. Я ведь недавно женился. И тебе не стыдно?
— Прошу меня великодушно простить, хотя моя вина непростительна.
— Мы с Глэдис простим тебя с одним условием.
— Каким?
— Сегодня вечером мы отправляемся танцевать. Считай себя приглашенным.
— Охотно. Куда?
— Ты успел заглянуть в «Тропикамар»? Нет? Тем лучше. Райский уголок, сам увидишь. Заходи к нам после обеда, мы тебя отвезем.
Вечером, около девяти, я остановил мою машину у дома Стернов, в двух шагах от знаменитого отеля «Олоффсон». Сияющая радушием супружеская пара встретила меня на ступенях виллы.
— Глэдис Стерн, — торжественно представил ее Лоран с блеском обожания в глазах.
— Ален Солейе. Примите мои поздравления, мадам.
— Мадам! Ты слышишь, Глэд? Месье привез из Парижа хорошие манеры. Скажи, закоренелый холостяк, чего ты ждешь и не расцелуешь саму красоту земли?
Глэдис со смехом подставила мне одну за другой обе щеки. У нее были большие глаза с изюминами шалости, здоровый цвет лица, само лицо выразительно-овальное, волосы, подобранные в шиньон, и царственно-возвышенные груди. Ее осанка и поступь, изысканные и чувственные, обнаруживали в ней неотразимую гаитянку.
— Вспрыснем шампанского за нашу встречу! — вскричал Лоран.
Мы наполнили бокалы доверху.
— За возвращение блудного сына, — сказала Глэдис.
— За нашу дружбу, — сказал я.
— За трио, за самую свободную троицу на Карибах! — снова возопил Лоран.
— Еще чуть-чуть приведу себя в порядок и мигом к вам, — прошелестела Глэдис, исчезая.
Пользуясь отсутствием жены, Лоран начал хитрый разговор.
— Ты не разлюбил танцы?
— Наоборот, полюбил еще больше. В Париже много танцуют. Да и в Бразилии я довольно долго пожил.
— Этот каналья пожил везде! О карнавале в Рио ты нам еще порасскажешь. А как ты думаешь, только на Гаити или еще где в танцах применяется правило рычага?
— Правило чего?
— Ты что, забыл школу? Точку опоры старика Архимеда?
—?..
— Железное правило. «Поднять паруса!» — приказывала тетушка Заза.
Теперь я понял смысл его присказки.
— На балу, — сказал я, — взрослый человек применяет более тонкие способы обольщения Твое правило — оружие подростка.
— Да здравствует вооруженный подросток! Рычаг торчком — главное в жизни. Если ты не дашь почувствовать его твоей партнерше, то хотя ты и сорбоннский доктор, ты прослывешь на Гаити некультурным человеком, неотесанным негром, нескладехой!
— И это независимо от степени близости отношений с партнершей?
— Никаких степеней! С первого же танца генерал Мефисто, или, попросту говоря, твой личный Мефистофель, должен быть энергичен и, не мешкая, проявить свое призвание: поднимать красоту мира. И еще до всякой там галантности женщина-самка сразу распознает, хороший ты парень или нет. Понял?
Возвращение в гостиную мадам Стерн позволило мне уклониться от ответа.
— Вот я и готова, господа, — объявила она, сияя во всем своем блеске.
— Езжайте вперед, — предложил я, — я за вами.
— Садись в наш «шевроле», — распорядился Лоран, — а свой «фольксваген» оставь здесь.
Я хотел было сесть сзади, но он оттянул меня за рукав.
— Ты прямо-таки желаешь оскорбить Глэд! Садись рядом с ней.
2
Мы проехали квартал Бапе-де-Шоз на южной окраине города и покатили по шоссе Каррефур. В бухте, справа от нас, флотилия рыболовецких суденышек подняла все паруса, чтобы двинуться в богатый рыбой залив Гонаив. Ночь была теплая и звездная. Лоран был вне себя от радости. На шоссе он сам сел за руль и так лихо обгонял наши размалеванные во все цвета грузовички-автобусы, что не слышал проклятий шоферов и пассажиров. Временами отскакивали на обочины и пешеходы, ослепленные нашими фарами.
— Каждому свой черед, — говорил тогда Лоран. — Мы с Аленом сотни раз топали по этой дороге пешком.
— Как будто они были вчера, эти самые сороковые годы, — откликнулся я, — Мы ходили танцевать и — как это сказать? — кадрить в Ривьер-Фруад и не пропускали ни одного объявленного заранее увеселения, ну, там, сельского праздника и прочего.
— И вы имели успех? — спросила Глэдис нас обоих.
— У Алена было больше успеха, — признался Лоран. — В семнадцать лет он уже был настоящим донжуаном. Но порою у нас бывала одна и та же подружка. Особенно помнится Цецилия. Ах, как она елозила!
— Ты ошибаешься, — поправил я его. — Я не крутил с Цецилией Фонтан. В конце сорок третьего из всех тогдашних посетительниц Ривьер-Фруад мы делили с тобой только старшенькую из семейства Беллерейс, эту ненасытную Аннабель!
— Ты прав, старый слон. Их было три сестры, и все прехорошенькие: Аннабель, Паола и самая младшая, у которой было имя, как название какой-то страны.
— Ти-Франс.
— Да. И после того как мы лишили девственности двух представительниц почтенного семейства — ты это проделал с Ти-Франс, а я с Паолой, мы стали вместе раздувать угли в печке Аннабель. Сначала мы занимались этим делом по очереди, один вечером на реке, другой днем на банановой плантации. И вот в субботу, в июле, она решила, что обе наши пытливые головки должны работать над нею одновременно. Она пристрастила нас к игре в зверя с тремя хребтами.
