Кей Торп - Сирены жаждут любви
Алексис был удивлен, увидев ее на пороге, пригласил войти, закрыл дверь и внимательно окинул взглядом.
– Если пришла сказать, что не собираешься за меня замуж, то опоздала, – заявил он. – Отказывать нужно было во время объявления о помолвке.
– Тогда было неудобно, – сказала Зоя. Помолчала, подбирая нужные слова, но решила, что лучше просто констатировать факт: – Я не беременна.
Его глаза на мгновение вспыхнули и сразу же погасли.
– Так?
Зоя почувствовала себя загнанной в тупик от подобного молчаливого согласия. Быстро прибавила:
– Надеюсь, все ясно?
Едва заметная улыбка была ироничной.
– Что, я оказался не таким плодовитым, как предполагал?
– Только мужчина, – возмутилась Зоя, – может сказать такое!
– А я, – согласился он, – и есть мужчина. Разве есть в этом какие-нибудь сомнения? Время терпит.
– В этом нет надобности, – сказала Зоя. – Мы завязли по уши, положим, но через некоторое время сообщим, что поторопились и признаем помолвку недействительной.
Алексис по-прежнему невозмутимо смотрел на нее.
– Я вовсе не собираюсь, как ты велеречиво выразилась, признать помолвку недействительной. Я был твоим первым мужчиной и не собираюсь марать фамилию Теодору.
– Смешно! – жалко запротестовала он. – Неужели я первая девственница, которую ты лишил невинности?
– Представь себе, так оно и есть, – голос прозвучал спокойно, с прежней уверенностью. – Я не хочу и не позволю, чтобы у тебя был другой мужчина после меня.
Зоя тут же напомнила себе самой, что так говорит чувство собственности, но не любовь. Опять это ничего не значит. Но искушение поверить ему было слишком велико. Действительно, честь семьи для него так много значит…
Он сразу почувствовал ее нерешительность, подошел к ней, обнял и поцеловал; Зоино сердце радостно забилось. Каким милым он может быть, если захочет, как тонко все чувствует! Он взял в ладони ее лицо и покрыл легкими поцелуями глаза, пульсирующие жилки на висках. Губы нежно поцеловали шею, потом губы. Зоя начала ощущать нараставшую снизу глубинную дрожь, она утонула в половодье чувств. Любит ли он ее или нет, но она любит. Даже представить нельзя, насколько сильно любит этого мужчину. Как можно было в этом не сознаться?
– Ты моя, – сказал он тихо и нежно, когда они перевели дыхание. – Хорошо, спешка нам ни к чему, но пожениться мы должны. Как только вернемся в Афины, сразу обо всем сообщим твоим родителям. Согласна?
Зоя не могла отрицать.
– Согласна.
– Нам нужно получше узнать друг друга, – в очертаниях рта появилась недовольная складка, когда он выпустил ее из объятий. – Теперь нам необходимо укротить страсть.
Для через три-четыре, когда Зоя окончательно придет в себя, она соберется с духом и все ему выложит, теперь сделать это она была не в силах.
Только сейчас Зоя обратила внимание на убранство каюты. Это было отдельное купе, обшитое тиковым и кленовым деревом, мебель была из того же материала. В алькове между двумя встроенными платяными шкафами стояла кровать внушительных размеров, покрывала на которой были из светло-бежевого шелка, как и занавески на иллюминаторах, на полу – темно-бежевый очень толстый шерстяной ковер.
– Стекла с односторонней видимостью, – заметил Алексис, видя, что она смотрит в сторону больших иллюминаторов. – Снаружи нельзя увидеть, что делается в каюте. Есть еще одна такая же отдельная каюта, на нижней палубе; если хочешь, то можно занять ее, когда снова отправимся в путешествие.
Зоя пришла к выводу, что имеется в виду свадебное путешествие в медовый месяц. От этого предположения снова сладко заныло сердце. Она сказала с явной неохотой:
– Пойду приведу себя в порядок перед завтраком. Нужно успеть перекусить до того, как прибудем на Санторини.
– Мы можем оставаться здесь столько, сколько нужно, чтобы подготовиться к высадке на берег, – последовало суховатое замечание. – Димитрис учитывает не свой, а мой график.
Зоя все прекрасно понимала. Димитрис Драгоумис – капитан «Гестии», но Алексис – ее владелец. Когда они поженятся, то и Зоя обретет хозяина, вероятно, уже все продумано. Хоть она его и любит, но рабой никогда не станет.
Она приняла у себя в каюте душ, переоделась в белые хлопчатобумажные брюки и в майку без рукавов; перед тем как постучать в дверь каюты Софии, немного постояла. Ответ прозвучал на греческом языке.
Когда девушка увидела, кто пришел, то особого гостеприимства она не выказала. Зоя поняла, что она ждала сестру.
– Нам нужно поговорить, – сказала Зоя. – Ты, наверное, очень плохо думаешь обо мне из-за того, что произошло этой ночью?
Нежная, смуглая кожа девушки покрылась румянцем.
– Это было так… неловко. Конечно, я понимаю, что подобное случается между мужчиной и женщиной… – она прервалась, пытаясь заглянуть в глаза Зое. – Вам необходимо пожениться?
Зоя была даже благодарна Софии, что может высказаться до конца.
– Я не беременна, если ты это имеешь в виду. Раздался вздох облегчения.
– Значит по любви! Но если даже и так, то Алексис обязан был подождать до свадьбы, а не спешить.
– Эти вещи решают двое, – деликатно заметила Зоя, стараясь избежать недомолвок. – Никто меня не заставлял.
– Да, но он – мужчина, а они все владеют искусством обольщения. Этот старомодный оборот вызвал у Зои улыбку.
– Кто тебя научил этому выражению?
– Это, – совершенно серьезно ответила София, – жизненный факт, с которым люди обоих полов обязаны считаться и по возможности избегать, – она вздохнула. – Теперь мне легче, когда я узнала, что вы полюбили друг друга. О такой невестке я и не мечтала!
– А как же Леда Казанцы? – звонко спросила Зоя. София рассмеялась.
– Представляю ее лицо, когда она узнает! Пусть теперь поищет себе другого!
Зоя подумала, что той при ее внешности это будет совсем несложно. По-видимому, за ней ходят толпы поклонников, выбор богатый. Может быть, они не такие, как Алексис, но ей придется рано или поздно остановить выбор на ком-то другом.
* * *Алексис благодушествовал, наблюдая, как за завтраком девушки щебечут, словно ничего не случилось. Правда, оставалась еще Криста, но она не подавала никаких признаков недовольства. Зоя была признательна всем за то, что никто словом не обмолвился о предстоящей свадьбе. С нее хватит того, что придется все объяснять собственным родителям.
Она решила не звонить домой, а написать письмо. Если отправить его с Крита, то к возвращению из Афин первый, самый болезненный шок родителей уже минует. Мать ведь так не хотела, чтобы Зоя уезжала из дома на целый год. Как теперь она смирится с мыслью, что дочери придется остаться здесь навсегда, представить было трудно. Ей нравятся и страна, и народ, но это все-таки чужбина.
