Кристина Лестер - Утро в Нормандии
– Эх, Морис! – Кейт панибратски хлопнула его по плечу, немного не рассчитав силу удара. – Нечего мне завидовать!
– Как же так: у тебя теперь есть все. Наверно, стоило из-за этого ехать в Европу?
Перед ее глазами встали «веселые» новогодние деньки, шериф, резервация…
– Если б ты, Морис, знал: талант не зависит от местонахождения. Он и в Техасе знаешь как меня накрывал? Талант… Не дай бог! Просто я умею находить приключения.
Карусельщик повесил табличку: «Открыто для посетителей», и молодые люди, застегнув куртки, уселись на колесо обозрения.
Чего я тут не видела? – думала Кейт. Где-то там внизу большого города – мой Бернар… Вот так она когда-то думала о Жане. Нет! Такого просто не может быть. Это пройдет. Не может же она и вправду влюбиться… Нет, это чушь.
А вот и Жан. Легок на помине. Кейт с Морисом сходили с карусели, продрогшие от сырого холодного воздуха на высоте. А в кафе, где они только что поедали мороженое, сидел Жан и улыбался им. Ничто не напряглось в ее душе, ничто не заныло, как раньше, стоило только ей увидеть его жгуче-черную голову где-нибудь в толпе.
– Привет, дорогая. Здравствуйте. Меня зовут Жан.
– А меня Морис.
Они заказали кофе и стали наслаждаться теплом уютного кафе. Причем все трое чувствовали себя превосходно в компании друг с другом. Никто никого не ревновал. Морис ушел через полчаса встречать свою девушку из госпиталя. Жан и Кейт остались одни.
– Кейт, я хотел спросить: кто тебе пишет сценарии?
– Какие?
– Ну те, что вы озвучиваете в эфире. Там, наверное, работают профессионалы, каждому ведущему подбирается определенный образ. А потом пишутся сценарии диалогов. Так?
– Жан, ты в своем уме? Это же «Монмартр»! Тут все должно быть спонтанно, по-настоящему. У нас даже цензоров нет в штате. То есть ты звонишь и говоришь в эфире все что думаешь… В этом – главный шарм. Если бы мне писали сценарии! Ох, Жан. Если бы мне писали сценарии, сколько нервов я бы сэкономила поначалу! Это сейчас можно болтать о чем угодно, а вначале… Знаешь, как я боялась эфира?
– Я просто не верю, что твоя голова способна выдавать такие вещи.
– По-твоему, я вру?
– Нет, раз все так, как ты говоришь. Но… Наверное, ты растешь, Кейт.
– Знаем мы эти дешевые комплименты.
– Это не комплименты. Кейт… Ты просто меня удивляешь. Ты все время меня удивляла.
– Жан, да ты не знал меня никогда!
Он смотрел на нее и, казалось, не слушал. Он разглядывал ее лицо и о чем-то напряженно думал, наморщив нос.
– Послушай, Кейт, – наконец не выдержал он. – Ты стала не похожа на себя совершенно. Ты повзрослела и сильно изменилась за это время. Что произошло? Новая любовь?
Кейт резанули последние слова, и она снова удивилась, почему это ее так волнует.
– Нет, Жан. Просто я разлюбила тебя. Вот ты наконец и заметил перемену.
– Не только в этом дело. Ты стала лучше. В тебе пропали эти дурацкие детские замашки. Могу поспорить, что ты не гоняешь больше на мотоцикле по ночам?
– Поспорь, поспорь. По ночам я сижу в эфире, а когда выходной – отсыпаюсь. А на мотоцикле не гоняла с тех пор, как живу в Париже.
– Браво! А как твой Бернар?
– Мой Бернар? – Кейт нежно вздохнула, вспомнив почему-то вчерашний вечер в машине. – Мой Бернар… Давай оставим моего Бернара в покое.
– Хорошо. – Жан встал. – Тем более мне пора. Ты – в какую сторону? Может, проводить?
– Не стоит. Жан, я совсем забываю добраться как-нибудь до Сандры и Барби. Как они?
– Переживают.
– За меня?
– Скорее «из-за» тебя. Ты даже ничего им не сказала. Они узнали только месяц спустя. И не зашла к ним. Звездная болезнь?
– Ну я же по ночам работаю…
– Передать им привет?
– Разумеется. Самый пламенный. – Кейт вдруг стало тошно. – Я пойду, Жан. Я опаздываю.
И она, спотыкаясь, выбежала из кафе, скрывшись в соседнем переулке.
Что произошло? Почему Жан ей так скучен и противен? Прошлое больше не волнует, а обида и месть забыты. Сегодня прекрасный вечер. Они с Морисом замечательно провели время, погуляли, пообщались, как будто и не были никогда любовниками и не ссорились. На работе ждет толпа ухажеров и девчонки с боулингом, в который все-таки решили идти сегодня. Но что же гложет ее душу? Какое-то странное одиночество. Как будто она в Париже осталась совсем одна. Неужели такое опустошение произошло из-за того, что она больше не любит Жана? Вряд ли.
Бернар? Да, скорее всего Бернар. Но не будет же она бегать за ним. Нет, надо держать себя в руках. Кейт заставляла себя проходить мимо телефонов, и с большим трудом, но все-таки обошла стороной улицу, где живет Бернар. Да что же это за наваждение?! Ей одиноко. Она опять одинока. А может, позвонить ему? Может, просто позвонить и спросить: я все еще могу рассчитывать на тебя, если что-то случится? Ну ведь это же такой простой вопрос!
Она не знала, да и не могла знать, что весь вечер Бернар просидел около телефона, печально глядя в стену. В какой-то момент он подошел к окну, вглядываясь в благоухающие весенние сумерки, но потом разочарованно сел обратно в кресло. Он тоже не знал, что в эту самую минуту Кейт постояла на перекрестке его улицы, подумала и понуро направилась в другую сторону…
А потом началось. Жан словно слетел с катушек. Он приходил за Кейт в университет, караулил ее на работе, почти всю ночь проводил у ее подъезда, пытаясь что-то доказать или выяснить, но она не понимала, что и зачем. Впрочем, ей было уже безразлично.
Он не может жить без нее. Он понял это только сейчас. Он слышит ее голос в эфире почти каждую ночь и не находит себе места. Интересно, где находит себе место Барби? – думала Кейт, слушая этот бред. Он готов повернуть все вспять. Он любит ее, он был просто безмозглый осел, когда променял ее на Барби. И все в этом духе. Кейт уже тошнило от всего этого. Он изводил ее постоянными ночными звонками, он напивался и кричал под окнами, что снова предлагает ей руку и сердце. И в доказательство своих слов однажды принес кольцо в коробочке, которую картинно открыл перед ней, стоя в грязи палисадника на одном колене. И, когда хозяйка квартиры пригрозила ей выселением из-за слишком шумных друзей, Кейт всерьез призадумалась: не переехать ли снова к деду? В личной жизни – все равно неопределенность, по ночам она и так теперь может выходить из дома под предлогом работы, на что ей отдельная квартира? Квартира, в которую она так и не пригласила Бернара…
– Мой Бернар, – повторяла она едва слышно на лекциях и не сводила с него глаз, тогда как он старался вообще не поворачиваться в ее сторону.
– Мой Бернар, – шептала она одними губами, если случайно видела его в коридоре университета.
Она даже приходила сидеть на той лавочке, с которой в апреле прошлого года все началось. Она сидела и жмурилась на солнышко, как тогда. Ей было хорошо: она знала, что он все еще любит ее. Кейт упивалась чувством, открывшимся ей, искренне и всецело отдаваясь потоку счастья, который нес ее вперед. Прошлое вдруг показалось ей жалким и мелочным. Да, конечно, в нем был когда-то смысл, но корявый и бесцветный, думала она. Она неправильно жила. Неправильно любила. Просто не умела любить. Она хотела только брать, а отдавать не могла и не желала. А сейчас… А сейчас ей хорошо оттого, что Бернар просто существует. И у нее есть возможность видеть его каждый день, говорить ему по утрам:
