Элизабет Бартон - Ниагара в хрустальном бокале
Джоанна дружила с Линдой восемь лет, но впервые ей довелось видеть, чтобы подруга вышла на улицу без макияжа. Обговорив все условия с продюсером, Линда стремглав вернулась в свою комнату и уже спустя пятнадцать минут стаскивала на первый этаж свой огромный чемодан со всеми нарядами и драгоценностями, который подарил ей Салливан. Второпях Линда простилась с Джоанной, а Салливану досталось и того меньше. Она помахала ему рукой, не дождавшись, пока он выберется из бассейна. Огни Голливуда манили Линду, и это сияние воздействовало на ее волю посильнее сверкания бриллиантов и запаха сотенных купюр.
После неожиданного отбытия Линды Джоанна объявила Салливану, что загостилась в его доме и хочет съехать. Объяснение было вполне логичным: у Билла есть невеста, и не пристало незамужней девушке жить в доме чужого жениха. Салливан, согласившись со словами Джоанны, тем не менее не отпустил ее немедленно, уговорив помочь устроить вечеринку для друзей. Джоанна скрепя сердце осталась и даже по просьбе Салливана сначала аккомпанировала за роялем оперному тенору, а потом играла собственные сочинения. Слушатели были в восторге и наградили ее щедрыми аплодисментами.
– Мой фильм получил награду. Я должен отблагодарить всех, кто сделал его. Если бы Линда была здесь, я бы не стал просить тебя. Но мне нужна женщина, которая поможет мне провести этот маленький праздник. Помоги мне принять гостей, а потом уедешь, если захочешь. – Просительный тон Салливана и по-собачьи преданные глаза сломили волю Джоанны, и она осталась еще на несколько дней.
Выполню его просьбу и распрощаюсь, сказала она себе.
Салливан явно скромничал, называя феерическое шоу, устроенное им, маленьким праздником. Накрытые столы были вынесены в сад, в гостиной танцевали и пили шампанское не менее ста гостей.
В начале вечера Джоанна старалась запомнить, кого как зовут, улыбалась и спрашивала, проходя мимо красивых мужчин и женщин, нравится ли им вечеринка. Но через три часа ее ноги онемели от непрерывной ходьбы на каблуках, а мышцы лица болели от намертво приклеившейся к губам очаровательной улыбки.
К середине праздника от обходительности гостей не осталось и следа. Подзарядившиеся спиртным мужчины щипали и хлопали по ягодицам своих подруг, а иногда и чужих, женщины скрежетали зубами от зависти к бриллиантам друг друга. Лишь Билл, не выпив ни капли алкоголя, белозубо улыбался Джоанне и расхваливал ее добродетели своим друзьям.
Джоанна заметила, что какие-то мужчины внимательно разглядывали ее, и забеспокоилась: может быть, она не так оделась? На ней было одно из платьев, купленное за бешеные деньги в ее лучшие времена, надеть которое до сих пор не представлялось случая. Платье из бледно-синего муара очень подходило к ее кремовой коже и золотисто-рыжим волосам. Просто скроенное, оно доходило до колен и отличалось безыскусностью линий и цвета. Единственным украшением Джоанны была нитка жемчуга и жемчужные сережки.
Хрупкая Джоанна выглядела скромной, неискушенной девушкой, намагничивая заинтересованные, восхищенные и ядовитые взгляды гостей Билла Салливана. Лишь блеск пронзительно-синих глаз выдавал ее нервное возбуждение.
– Привет, я Зак, друг Билла. – Один из гостей фривольно обнял Джоанну за талию и стал причмокивать губами. – Он так много рассказывал о вас.
– Обо мне? – удивилась Джоанна. – Вы, должно быть, ошибаетесь.
От гостя сильно пахло спиртным. Заметив желание Джоанны уйти, он положил руку ей на бедро и дохнул в лицо запахом коньяка:
– Я никогда не ошибаюсь в цыпочках Билла. Молодая красотка с упругой грудью, как он и говорил. Тебе нравится заниматься любовью при включенной камере?
Джоанна в ужасе отшатнулась, брезгливо сбросив его руку:
– Вы ошиблись. Извините.
Ей хотелось сбежать немедленно, но, поразмыслив, она поняла, что лично ее обидеть никто не хотел. Очевидно, Билл упоминал в разговоре с друзьями о пристрастиях Линды. В конце концов, он принял ее в своем доме, и бросать его с сотней гостей было бы нечестно, неправильно.
В половине двенадцатого утра Джоанна сидела за маленьким полукруглым столиком и быстро писала. Она даже не подняла головы в сторону вошедшего Салливана. Дверь осталась приоткрытой, Салливан был занят дегустацией, и Джоанна решилась. Улучив момент, она медленно отступила назад и неслышно выскользнула в коридор.
Она уже собрала чемодан и ждала хозяина, чтобы проститься. Оставлять письмо на столе в кабинете, как решила вначале, теперь ей казалось верхом невоспитанности и вообще грубым жестом, присущим рассорившимся любовникам. Ожидание Джоанна коротала за написанием музыкальной миниатюры. Ноты сами собой ложились на нотный стан, и Джоанне чудилось, что они льются на бумагу прямо с небес.
Салливан успел заглянуть к ней в комнату и обнаружил у двери приготовленный чемодан. Понаблюдав какое-то время за Джоанной, он первым нарушил тишину:
– Джоанна, птичка, тебе не следует уезжать. Вчера мои друзья приняли тебя за другую девушку и просили за них извиниться.
Джоанна, услышав его голос, удивленно подняла голову. Салливана несколько часов не было дома, и она не заметила, когда он вернулся.
– Доброе утро, Билл. – Она сложила нотные листы в папку и встала со стула. – Ваши друзья тут ни при чем. Просто я загостилась. К тому же я нашла квартиру и сегодня же переезжаю. Вы были очень добры ко мне. Я этого никогда не забуду.
В качестве доказательства искренности своих слов Джоанна подошла к Салливану и по-дружески чмокнула его в гладкую пухлую щеку. Вдруг она почувствовала, как сильная рука обхватила ее спину и прижала к мягкому, рыхлому телу. Другой рукой Салливан наклонил ее голову к своему лицу, впившись жадными требовательными губами в ее губы.
– Вот это я называю прощанием, – удовлетворенно сказал Салливан, ослабив тиски.
У Джоанны перехватило дыхание, ноги подкосились, и она упала в кресло. Ее испуганные глаза были устремлены на хозяина дома. Джоанна была так бледна, что ему пришлось принять решительные меры: он подошел к бару, плеснул в рюмку коньяку и протянул ей. Джоанна залпом проглотила обжигающую жидкость. Жаркая волна прилила к ее вискам. Чувствуя, что вот-вот задохнется, она рывком вскочила с кресла и подбежала к открытому окну.
– Мне кажется, я не давала повода для того, чтобы вы подумали…
– А мне и не нужен повод, чтобы получить то, что я хочу, – грубо прервал ее Салливан. В его голосе уже не было притворной вежливости. Он был хозяином положения и демонстрировал это с наглым равнодушием. – Я настаиваю на том, чтобы вы заплатили свой долг за то, что заставили меня влюбиться в вас.
