Кара Уилсон - Я тоже тебя люблю
Господи, какая же она дура!
Он прямо сказал, что ему нужно, а она поддалась одиночеству, тоске и придумала себе красивую мечту: бедного ковбоя по имени Стив.
«Я, правда, не хотел портить вам шутку».
Слова Джека вновь и вновь звучали в голове Моники, отметая все остальное.
Шутка, шутка, просто шутка… Шутка с самого начала. Стив был боссом Диком, покорителем женских сердец, мужчиной, который не желал угомониться и подарить своему отцу наследника, боссом Диком, у которого столько денег, что он их уже не считает. Как и женщин.
Взгляд Моники упал на пакет, в котором лежала новая рубашка. Сейчас девушка и представить себе не могла, что Стив подумает об обновке, изготовленной столь примитивным способом, имеющей тысячи недостатков ручной работы. Стежки лежали далеко не идеально, петли не одинаковые по размеру, пуговицы простецкие…
Краска залила щеки Моники, когда она вспомнила о пуговицах, сделанных из оленьего рога, отполированных вручную. Ей хотелось найти слова, чтобы объяснить, что ничего плохого она не имела в виду, что просто не знала, кто он, иначе никогда не решилась бы… Но тут девушку пронзила новая мысль.
Ничего удивительного, что Стив не пригласил ее на бал. Он ведь не ковбой. Он владелец ранчо. А зачем ему там девчонка, у которой ни денег, ни нормального образования и чьи светские манеры приобретались у первобытных костров? Он просто пошутил над ней.
И все же ей хватило самообладания удержаться от безумного истеричного смеха. Она поняла, что если даст волю чувствам, то очень скоро ее смех превратится в крик боли. А так не годится. Она сейчас в цивилизованном мире, где принято сдерживать эмоции. И этому светскому навыку обязана научиться. Немедленно. Сию же минуту.
Еще Моника знала, что не сможет улыбнуться и поздравить Стива с успешным розыгрышем. Потому что слишком бесхитростна для этого. Такой всегда была, такой и останется. Простой и открытой, как тот Луг, живущий по естественным законам природы. И вот что ей сейчас нужно — щедрое безвозмездное тепло этого зеленого прибежища.
Моника повернулась и бросилась вон. Подбежав к Проныре, вскочила на него с ловкостью человека, с малолетства привыкшего ездить на неоседланных лошадях. В ответ на нетерпение седока, конь круто развернулся, но в этот миг мощная рука схватила повод, заставив гнедого остановиться.
— Стой, старина! Ну, тихо, тихо! — произнес Стив, сдерживая попытки коня вырваться. И только когда Проныра, всхрапнув, успокоился, поднял глаза на девушку.
Осунувшееся лицо Моники было неестественно белым. У нее вообще был вид человека, получившего неожиданный удар и теперь искавшего способ избежать новых ударов. Отвернувшись от Стива, она глядела вдаль на вершину за Лугом Диксона, изнывая от нестерпимого желания умчаться прочь. И вдруг Стив понял, что сейчас Монике больше всего хотелось бы оказаться на Лугу, где отсутствует время, где царят тишина и покой. Ему хотелось того же. Но теперь Луг был для него потерян, выбит из рук ковбоем, не умеющим держать язык за зубами.
Он выругался. Моника отшатнулась и попыталась овладеть поводом. Ничего не вышло. Пальцы Стива не шелохнулись.
— Я сто раз пытался рассказать тебе все, — хрипло произнес он.
Моника опять потянула за поводья. Они не поддавались. Поняла — ей не удастся попасть на спасительный Луг, не поговорив сначала со Стивом. Угрюмо глядя в сторону, она произнесла:
— Пытался, но не рассказал. — И даже попыталась улыбнуться, хотя из этого ничего не вышло. — Ведь рассказать — означало испортить шутку. Я понимаю. Теперь…
— Никакой шутки не было! Но после того как мы стали любовниками…
Стив увидел, как при слове «любовники», Моника вздрогнула, краска бросилась ей в лицо. В этот момент она была такой уязвимой, такой беззащитной! Невинной. Хотя уже не невинна. Он отобрал у нее невинность. Нет. Она сама отдала ему. Разве не так?
Она стала любовницей ковбоя по имени Стив. А я — босс Дик. Почему я ей не сказал?
Проклиная себя и заодно весь мир, распаляясь от угнетающих мыслей все сильнее, Стив нырнул под голову коня и, сделав шаг, оказался лицом к лицу с Моникой.
— Не знаю, почему я чувствую себя таким виноватым, черт побери! — рявкнул он. — У меня была веская причина не говорить тебе, кто я такой!
— Да, конечно, — без всякого выражения произнесла она, по-прежнему глядя поверх головы Стива на вершину горы. И опять тихонько потянула поводья. Без толку. — Могу я ехать или ты хочешь забрать свою лошадь?
Осторожные вежливые слова Моники еще больше разозлили Стивена.
— Ты знаешь, почему я не сказал! И нечего тут разыгрывать невинность! — сердито бросил, он одной рукой стискивая поводья, другой — бумажный пакет.
— Да. Из-за твоей шутки.
— Не было шутки! И тебе это распрекрасно известно, черт побери! Я не говорил, кто я такой, потому что не хотел увидеть в твоих глазах жажду денег вместо любви! Так какого дьявола я должен чувствовать себя из-за этого виноватым? А теперь, прежде чем мне ответить, потрудись понять еще кое-что. Я знаю, ты приехала в Америку искать мужа, который жил бы, как твои родители, или у которого хватило бы средств, чтобы тебе не понадобилось привыкать к отсчету времени по минутам. — Стив видел, как от каждого его слова Моника приходит все в большую и большую растерянность, но это лишь сильнее распаляло его злость. — Ты не подготовлена к жизни в нормальном, мире и знаешь это, — продолжил он резко. — Первобытное исчисление времени не годится для Америки двадцатого века. Вот ты и отправилась охотиться за каким-нибудь богачом или антропологом, а кончила тем, что отдалась мне, хотя я был беден и уж наверняка не собирался корпеть над изучением первобытных племен. Я взял то, что ты предложила, и никогда ни черта тебе не обещал, ни насчет женитьбы, ни насчет чего-то еще. Так что хватит строить из себя оскорбленную девочку. Ты знала, что лето кончится, с ним и я, а потом ты спустишься вниз и уедешь, чтобы броситься в объятия этого заумного антрополога, которого доктор Мэрлок тебе подыскал.
Стив не спрашивал себя, почему от одной мысли о том, что Монику ждет какой-то мужчина, сердце его сжималось, а разум кипел от убийственной ярости. Он не задавался вопросом о своих чувствах — слишком был зол от сознания, что нечто дорогое ускользает из его рук. А он так нуждался в Монике! Как в воздухе. И боролся за нее, как боролся бы за глоток воздуха. И все равно нес потери — он терял Монику. Стив знал, что так будет, но не думал, что так скоро и так больно. Это приводило его в бешенство.
Поводья медленно поползли из его сжатой ладони.
