Джуди Гилл - Испытание чувств
— Старые сплетницы, — проворчала она. — Только и знают, что перемывать косточки всем знакомым и незнакомым. — Мэгги зло посмотрела на него. — А ты им подыгрываешь.
— Прости, пожалуйста. Я не понял, что ты действительно обиделась. Брось, Мэгги, это они любя. Они же твои друзья. Ты могла бы уже привыкнуть к их подтруниванию.
— Может, они и мои друзья, но…
— Но я — нет, поэтому я не имею права подтрунивать?
— Вот именно. До свидания, Джон.
Он не сдвинулся с места.
— Я думал, мы будем друзьями.
— Я тоже так думала.
Он всунул одну ногу в ее машину и оперся руками о колено.
— Так в чем же дело, Мэгги? Что нам мешает?
Мэгги глубоко вдохнула, подождала некоторое время и медленно выпустила воздух. Ей захотелось что-нибудь соврать. Или сделать вид, что у нее нет никакого ответа. Или быстро выскочить из машины через противоположную дверь и убежать. Но ни одно из этих действий не сдвинуло бы ситуацию с мертвой точки: она не стала бы лучше понимать этого человека, а он — ее. Неожиданно Мэгги почувствовала, что это — единственное, что было для нее важно.
— Хорошо, — произнесла она, — раз уж ты спросил, объясняю: я считаю, что нам нет смысла проводить время вместе. Да, ты мне понравился. Думаю, и я тебе приглянулась. Однако у тебя появляется виноватое выражение каждый раз, как ты меня целуешь, прикасаешься ко мне или… хочешь меня. И у меня все время возникает ощущение, что это я делаю что-то не то.
Он отступил назад и коротко сказал:
— Ясно. — Они помолчали. Затем Джон провел рукой по своим мокрым волосам. — Ладно, я ведь сам спросил, верно?
Мэгги кивнула.
— Верно. — Она заметила, что он не отпирался. — Насколько мне известно, мы оба — взрослые люди и вольны делать что угодно и с кем угодно. Лично я ничем не связана. Ты, Джон, по-видимому, связан, и это тебе все время мешает. Поэтому пока ты не освободишься, нам было бы, мне кажется, лучше оставаться просто знакомыми.
Мэгги повернула ключ зажигания, и машина завелась.
— Я понимаю, что мы вынуждены считаться с тем, как удивительно связаны между собой оказались наши дочери, но мы не должны позволить себе втянуться в то, чего мы сами не хотим.
— Но я хочу… — Он умолк и плотно сжал губы, мотнув головой, как бы не соглашаясь с самим собой.
— Я знаю, Джон, чего ты хочешь, — произнесла Мэгги спокойным голосом, нажав на сцепление. — Но я также прекрасно понимаю, что ты бы с большим удовольствием перестал этого хотеть, если бы мог. Спокойной ночи.
Джон почувствовал, что дальше разговаривать бесполезно.
— Спокойной ночи, Мэгги. — Он захлопнул за ней дверцу, и Мэгги уехала, включив «дворники», частые движения которых скрыли выражение ее лица.
Джон смотрел на удалявшийся джип, пока тот не скрылся за поворотом — он увидел лишь, как мигнули фары. Затем он отправился домой. Крупные капли дождя подпрыгивали на асфальте, мелкие капельки проникали сквозь листья деревьев, образуя волшебное сияние вокруг каждого фонаря на аллее.
Он не нашел нужных слов, не смог ей объяснить, а ведь хотел. Он ненавидел себя за то, что его мысли оказались такими прозрачными для Мэгги и его сомнения ранили ее. Это было несправедливо по отношению к ней. Он всей душой желал, чтобы у него нашлись какие-нибудь объяснения для нее, но как они могли найтись, если у него не было объяснений для себя самого?
И вдруг неизвестно откуда зазвучал вопрос: «Неужели ты думаешь, что Лаура была бы против?»
Нет! Ответ был мгновенным и очевидным.
Даже если бы он и верил в это, преданность умершей женщине — независимо от того, как сильно он ее любил и всегда будет любить за то, чем она для него была и что она ему давала, — просто не имела смысла. Пытаясь создать барьер между собой и Мэгги с помощью своей памяти, он попросту поступал несправедливо по отношению ко всем троим — к Лауре, к Мэгги, к себе. Кроме того, за эти годы после смерти Лауры у него были женщины. Значит, дело было в чем-то другом.
Тогда в чем? Вся эта ситуация с Мэгги ничем не была похожа на те мимолетные связи, которые возникали у него с другими женщинами.
Чем же это она была на них непохожа?
Он не просто желал ее как женщину, она нравилась ему как человек. Ему нравилось говорить с ней, нравилось слушать ее. Ему нравился ее открытый взгляд, прямота, с которой она высказывала свои чувства, обнаруживала свои физические и эмоциональные пристрастия. Его притягивал ее горячий темперамент и нравилась ее внешность. Ему по душе была и та нежность, которую Мэгги проявила к его дочери, естественность, с которой она обратилась к Энди, приласкала ее, ответила на ее вопросы, причем ответила на языке, понятном семилетнему ребенку.
К Мэгги нетрудно было проникнуться симпатией.
«Также нетрудно было бы в нее влюбиться».
Джон споткнулся о выступавший из земли корень и чуть не упал.
Он снова подумал о нежности, теплоте, об уюте домашнего очага — обо всем том, чего ему так недоставало, о чем он задумывался все чаще с тех пор, как в его жизни появилась Мэгги. Не он один нуждался во всем этом. Энди нужна была мать, и эти старушки из хора были правы: кто подошел бы для этой роли лучше, чем мать ее сестры? Но что, если то влечение, которое они испытывали друг к другу, было лишь следствием их внезапно обнаружившегося «родства»? Что, если он и Мэгги попытаются сблизиться, и у них что-нибудь не сложится?
Джон вздрогнул: ему не нравились все эти вопросы, а точнее, ощущения, которые они вызывали. По правде говоря, он действовал так, как будто был наполовину парализован от страха. Действовал? Да в него вселяла ужас одна только мысль о том, чтобы отдаться неизвестности. Он боялся все погубить. Если бы он позволил себе полюбить Мэгги, если бы они и их дочери создали бы одну семью, а потом бы все рухнуло… нет, риск был слишком велик. Он лучше многих понимал, как быстро, как непоправимо могло все разрушиться. То, что в эту историю оказались вовлечены двое детей, во сто крат усиливало страх Джона. Конечно, взрослые справятся со своей болью, если вдруг новые прочные связи рухнут, но дети — совсем другое дело. Энди и ее счастье целиком зависели от Джона. Он был обязан подумать о возможных последствиях. Если, не дай Бог, ужасная утрата постигнет их снова, и он этого не вынесет, то что будет с Энди? Она нуждается в матери, но она нуждается и в нем! Он еще долго будет ей необходим. Она ведь волновалась о том, что он может умереть. Она еще слишком мала, чтобы понимать, что у смерти не одно обличье.
Поеживаясь, но отнюдь не из-за осеннего дождя, насквозь промочившего его одежду, Джон незаметно для себя оказался на пороге своего дома. Он вставил ключ в замочную скважину, повернул его и вошел внутрь. На него вдруг навалилась страшная усталость, и он почувствовал, что ему просто необходимо немедленно уснуть. Как он сказал бы любому пациенту: утро вечера мудренее. Особо встревоженному пациенту он прописал бы снотворное.
