Марта Гудмен - Как в первый раз
Присутствие девочки усиливало напряжение Даны. Маленькая Джессика была очень милой и, похоже, полюбила Дану с первого взгляда: за обедом она то и дело вскакивала; чтобы что-то показать новой знакомой, и обращалась к ней едва ли не чаще, чем к отцу. Тем больнее Дане было осознавать, что эту прелестную девочку Кейн любит, а ее полюбить боится.
Наконец подали десерт. Дана попросила кофе и взяла себе несколько кусочков сыру. Общий разговор прервался — несколько родителей встали из-за стола, чтобы уложить детей в постель. Джессика дремала на коленях у отца, склонив кудрявую головку ему на грудь, — трогательная картина, от которой на глаза наворачивались слезы.
Однако, в очередной раз взглянув на Джессику, Дана заметила, что девочка уже не спит. Шоколадные глаза малышки были устремлены на Дану: девочка не сводила с нее не по-детски серьезного, задумчивого взгляда.
Постепенно гости разошлись кто куда, Кейн, Дана и Джессика остались за столом втроем. Дана чувствовала, что должна прервать молчание, но не осмеливалась заговорить. Все пережитое давило на нее тяжким грузом: она чувствовала, что еще немного — и разрыдается от усталости и боли.
Она сидела молча, невидящим взглядом уставившись на спокойную гладь бассейна, пока не почувствовала, что детская рука тянет ее за рукав. Не сразу Дана поняла, что Джессика пытается привлечь ее внимание. Малышка наклонилась к ней, в карих глазах ее отражалась робость и беспокойство: Джессика явно хотела, но не решалась спросить о чем-то важном.
Не без труда Дана сумела ободряюще улыбнуться.
Это придало девчушке смелости — она заговорила:
— Тетя Дана, вы моя мама?
Невинный вопрос поразил Дану в самое сердце: глаза ее налились слезами, в горле, мешая дышать, застрял тугой ком.
— Джессика! — резко одернул дочь Кейн. — Я же говорил, что твоя мама на небесах.
Девочка повернулась к нему.
— Но ты говорил, что волосы у нее были совсем как у меня. И еще я слышала, как ты сказал тете Дане… — девочка нахмурилась, стараясь точно воспроизвести не совсем понятную для нее фразу, — чтобы она пришла в нашу семью.
Дана вскочила, опрокинув стул. Этого она не вынесет! Не сможет слушать, как Кейн хладнокровно объясняет дочери, что Дана ничего для него не значит. Она тяжело сглотнула. Слезы уже висели на ресницах — но каким-то чудом она сумела говорить спокойно:
— Извини, Кейн. Не хочу быть третьей лишней при твоем разговоре с дочерью.
Его ответа Дана уже не слышала, не видела и выражения лица. Все расплылось в тумане слез. Не в силах здесь оставаться, не в силах даже попрощаться с Робертом и Джулией, она бросилась бежать.
Только по дороге домой, немного успокоившись, Дана сообразила, что нарушила обещание, данное самой себе. Она снова спаслась бегством. Что ж поделаешь — теперь слишком поздно возвращаться.
Сначала — слишком рано, потом — слишком поздно… вот и вся история ее любви к Кейну Уильямсу.
14
Кейн вывел из гаража машину: ногу он держал на педали, чтобы, выехав на улицу, сразу нажать на газ. Он не хотел терять ни секунды — и так слишком много времени потеряно. Больше двух часов прошло с той минуты, когда Дана в слезах покинула прием у Пембертонов.
Если бы он был свободен — не дал бы ей уйти! Но на руках у него была Джессика — нельзя же бросить девочку одну в чужом доме или, того хуже, сделать свидетельницей бурного объяснения. Нет, как бы ни рвалось его сердце вслед за Даной, в первую очередь следовало позаботиться о дочери.
Кейн вырулил на улицу и с силой вдавил педаль в пол. Сколько времени потрачено даром! Сначала он, как мог, объяснил Джессике, что Дана ей не мать; потом извинялся перед сгорающими от любопытства Пембертонами за свой поспешный уход; потом звонил няне, у которой сегодня выходной, и уговаривал посидеть с Джессикой внеурочно; потом выслушивал вопли и причитания матери, потрясенной известием, что он едет к Дане Андервуд… Впрочем, слушать мать Кейн не стал. Молча вышел из комнаты и поспешил в гараж.
Он мчался на пределе дозволенной скорости, хотя и старался не превышать ее, чтобы избежать столкновений с дорожной полицией. Это означало бы еще одну задержку — а он и так задержался дольше, чем мог себе позволить.
Почему, черт побери, почему он не познакомил Дану с дочерью?! Ведь тысячу раз думал об этом — и всякий раз сочинял какие-то отговорки… Теперь ему нет оправданий. И правды не скроешь: он боялся. Боялся, что Джессика привяжется к Дане, а та обманет ее доверие, как когда-то обманула его самого.
В конце концов, Дана сама сказала, что на первом месте у нее стоит работа. А на втором — так представлялось Кейну — независимость от отца. Ему казалось очевидным, что замужество и воспитание детей в ее планы не входят. Так что легко — чересчур легко! — было убедить себя, что Джессика ей не нужна и не интересна.
Что за дурак! Боже правый, какой он дурак!
Но сегодня… Да, из сегодняшних ее слов только глухой мог не понять, что она с самого начала хотела большего, что главное для нее — не работа и не независимость, а отношения с Кейном.
Прекрасное лицо, искаженное болью… слезы на глазах…
Кейн крепче сжал руль, проклиная свою слепоту. Как мог он успокоиться на том, что Дана предлагала, и не искать большего! Она ждала, терпеливо ждала, пока он предложит… а он молчал.
Пока что судьба была на стороне Кейна — все перекрестки приветствовали его ласковым зеленым светом. Но что, если у дверей Даны его встретит красный свет? И винить в этом будет некого, кроме самого себя.
Гордость… да, и она сыграла свою роль. Оскорбления, нанесенные отцом Даны, были слишком свежи в памяти: поддавшись обиде, Кейн перенес свое предубеждение против Генри Андервуда на саму Дану. Воображал, что она не хочет связывать с ним жизнь, потому что он, мол, для нее недостаточно хорош… О, как он ошибался!
Только сегодня он понял, насколько превратно и несправедливо судил о ней все это время.
Если быть честным с самим собой — есть еще одна причина, по которой он откладывал знакомство Даны с Джессикой. Тоже связанная с гордостью, а точнее — с дурацким мужским самолюбием. Сходство его дочери с Даной было слишком очевидным, оно не могло не броситься в глаза — и Дана мгновенно сообразила бы, что в матери ребенка Кейна привлекло сходство с ней самой. А Кейн не хотел раскрывать, до какой степени был одержим ею.
Черт бы побрал эту гордость!
Теперь он понимал: та же гордость заставила Дану отрицать свое стремление иметь семью и детей. Ведь тогда, у него в кабинете, она не могла знать, во что выльется их неожиданная встреча! Между ними шел деловой разговор.
