Ноэль Бейтс - Лавина любви
Он подкрепил свои слова настолько очаровательной улыбкой, что все возражения Джинджер увяли, не успев родиться. Она молча наблюдала, как он подзывает официанта, расплачивается, подходит к стойке и звонит шоферу.
Пока она лихорадочно обдумывала новый кошмарный поворот событий, настоящее испытание для ее и так вымотанных нервов, Мэтт поддерживал непринужденную светскую беседу. Заявил, что считает глупостью езду на машине в состоянии алкогольного опьянения. Именно поэтому он держит персонального шофера на случай, если придется выпить. Мэтт говорил и о своей работе и даже заставил ее улыбнуться, когда рассказал, что он типичный трудоголик и, поскольку у него нет времени на физические упражнения и поневоле приходится вести сидячий образ жизни, завел специальный тренажер, который держит в комнате для гостей.
Несмотря на то что на заднем сиденье его «ягуара» было тепло, Джинджер куталась в куртку и отделывалась краткими, по большей части односложными ответами.
Они пробыли в машине не больше получаса, хотя для Джинджер поездка показалась вечностью. Мэтт попросил шофера подъехать к подъезду примерно через час. Когда она выходила из машины, ею овладела паника. Следом за Мэттом она на негнущихся ногах прошла в вестибюль — просторное, отделанное мрамором помещение. Они поднялись на лифте на четвертый этаж.
Его квартира точно сошла со страниц глянцевого журнала. Он не лукавил, когда заявил, что обстановка у него спартанская, хотя во всем чувствовался хороший вкус. Никаких ярких красок; строгая черная кожаная мебель; функциональные источники света. Лишь большой персидский ковер в центре выделялся на фоне приглушенных тонов теплым пятном.
Однако долго любоваться обстановкой ей не дали. Мэтт провел ее в кухню, почти такую же большую, как и гостиная, сверкающую хромом, в которой все было новое, современное и дорогое, включая внушительных размеров кофеварку.
— Я сторонник натурального кофе, — сообщил он, заметив, что она не отрываясь смотрит на кофеварку, сверкающую черным и серебряным. — Особенно люблю капуччино. Ужасно мне нравится молочная пенка — в этом есть какой-то налет богемности, что-то упадочное.
Слова «налет богемности» заставили Джинджер покраснеть. Она сама иногда употребляла это выражение, только подразумевая под ним отнюдь не такие невинные вещи, как потребление натурального кофе.
Мэтт принялся умело манипулировать со сложной машиной. Спустя несколько минут он передал ей чашку дымящегося кофе со взбитой молочной пенкой сверху.
Потом он разложил на столе чертежи. Кухонный стол был сделан из прочного черного дерева. Его окружали шесть металлических стульев с высокими сиденьями. Джинджер скептически взирала на это великолепие.
Мэтт придвинул себе стул и сел. Его большая рука поглаживала чашку с кофе.
— Все это совершенно бессмысленно, — медленно проговорила Джинджер, садясь рядом с ним. Легкое опьянение выветрилось у нее из головы в ту минуту, когда они вышли из ресторана и садились в машину, и теперь голова ее была ясной и свежей. К ней вернулась подозрительность и настороженность.
— Что бессмысленно? — Мэтт успел снять кремовый джемпер и закатать рукава кремовой же рубашки до локтя.
Он весь казался таким настоящим, неподдельным… Но здесь, в этой квартире, Джинджер показалось, будто она обнаружила под верхним его слоем еще один. Сложный человек! Сколько у человека может быть слоев? Ну почему она не такая же сложная и загадочная личность? Ничего удивительного, что первое его впечатление о ней было неутешительным. Пустышка! Вероятно, он и до сих пор считает ее глупенькой пустышкой. Ничего общего с теми глубокими, сложными и загадочными натурами, с которыми он общается.
— Совершенно ничего общего с твоей хижиной, верно? — Джинджер заставила себя улыбнуться. — Черное дерево и хром. А в хижине мебель грубая и… не новая. Что ты за человек? — В голосе ее поневоле послышались обвинительные нотки.
Мэтт удивленно поднял брови.
— По-твоему, у меня раздвоение личности? — Его губы изогнулись в улыбке. — Неужели у тебя все платья скроены по одному фасону? А туфли одного и того же цвета? Я люблю разнообразие. Кстати, разве не все мы таковы?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Знаю, — послушно согласился он. — Я тоже считаю, что хижина больше подходит моему стилю. Старая и поношенная. Но эту квартиру три года назад обставила одна моя приятельница. Вероятно, она решила, что я принадлежу к числу тех парней, кто без ума от лаконичности минимализма. — Мэтт пожал плечами. — Но в остальном квартира мне подходит. Здесь ведь я только сплю. Если мне нужно принять гостей, я приглашаю их не сюда.
— Почему ты не возражал, когда она обставляла твою квартиру? — ехидно поинтересовалась Джинджер. — За мной ты ходишь как клещ. Так почему ты позволил другой обставить твою квартиру так, как тебе не нравится? Я удивлена.
— Когда я позволил ей обставить мне квартиру, мы с ней были любовниками, — прямо ответил Мэтт. — Мы даже лелеяли смутные надежды на то, что будем жить вместе, но ко времени, когда квартира была обставлена, наступил конец и нашим отношениям, а потом… мне просто лень было что-то менять.
— Вот почему ты так цинично настроен по отношению к противоположному полу? — тихо спросила Джинджер. — Потому что в прошлом та, кого ты любил, тебя бросила?
Мэтт опустил голову.
— Может быть. Мне не нравится думать, что я ранимый человек, да и какому мужчине нравится? Но, возможно, я действительно ранимый. Может, какая-то часть меня до сих пор переживает из-за той неудачной связи, отсюда и невозможность избавиться от всей этой чепухи. — Он обвел рукой кухню. — Может, подсознательно я чувствую, что когда сменю обстановку, то наконец смогу распроститься с образом женщины, которая когда-то разбила мне сердце. Кто знает, возможно, я и дом купил с такой же целью — зализать старые раны.
Джинджер почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она надеялась, что это слезы сочувствия к человеку, который смиренно признается ей в собственной ранимости. Однако, к; несчастью, она подозревала, что это слезы жалости к себе. Каждое сказанное им слово как кинжал в ее сердце. Ей показалось, что вся ее душа кровоточит.
— Извини, — прошептала она. Она положила руку ему на запястье, чувствуя ладонью тонкие волоски.
Его теплая рука дрогнула, и он сжал кулак. Другой рукой он закрыл склоненную голову, словно закрываясь шитом от ее участливого взгляда.
— Надеюсь, я не слишком низко пал в твоих глазах, — проговорил он, не глядя на нее, — только потому, что позволил себе этот всплеск эмоций.
![Владимир Першанин - Танкист-штрафник [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/239269/239269.jpg)